Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

Власов давно добивался встречи с Гиммлером через своих немецких советников, зная, однако, что тот лично к нему, Власову, относится весьма пренебрежительно, если не сказать — враждебно. И это лишний раз подтверждало его прошлогоднее выступление перед группой высших армейских офицеров вермахта с обзором военного и политического положения Германии. Походя рейхсфюрер СС затронул и проблему так называемых «русских добровольцев», высказал свое отношение к генералу Власову: «На генерала Власова возлагались огромные надежды, — заявил он. — Эти надежды были не так хорошо обоснованы, как считали многие. Я полагаю, нас ввели в заблуждение неверной оценкой славян вообще. Любой славянин, любой русский генерал, оказавшийся в нашем плену, начинает болтать байки, приятные для нас, немцев, когда мы заставляем его говорить, — тем более, если в достаточной степени затронем его тщеславие. И господин Власов не является исключением. А между тем он постоянно занимается пропагандой своих абсурдных взглядов среди русских военнопленных и русских рабочих, занятых в нашей промышленности, — и это крайне меня удивляло. Более того, он даже читал нам, немцам, лекции — и тоже в исключительно абсурдной манере. В этом я усматриваю величайший скандал. Конечно, на внешний мир мы можем вести пропаганду и применять любые средства, которые нам понравятся. Ибо справедливо любое средство, которое эксплуатирует эти дикие народы и позволяет, чтобы русский умирал вместо немца. Это справедливо перед богом и человеком. Однако происходит такое, чего мы допустить не можем. Господин генерал Власов разглагольствует с чрезвычайной гордостью, которая присуща русским и славянам, заявляя, что Германия не может победить Россию! Он набрался наглости утверждать, что Россию можно победить только силами самих русских. Обратите внимание, господа! Этот приговор смертельно для нас опасен! Появляется какой-то русский, какой-то дезертир, который, может быть, позавчера был учеником мясника, а вчера — генералом, которого сделал Сталин, и который сегодня читает нам лекции с дерзостью славянина, утверждая, что Россию победят только русские. Этот человек одним только этим утверждением показывает, что он за свинья. И это в то время, когда население рейха выросло до 120 миллионов человек, границы его расширились на восток более чем на 500 километров. Эти земли дают нам огромное количество продовольствия, они дают сырье для нашей промышленности и рабочую силу. И все это добыто с помощью нашей великолепной, никем не превзойденной пехоты. Утренняя, обеденная и вечерняя молитвы германской армии должны начинаться словами: „Мы победили врага! Мы, германская пехота, победили всех врагов в мире! И никто не устоит перед нашим напором!“»

Власову подсунули как раз эту часть речи рейхсфюрера: мол, знай свой шесток. И этот кусочек речи произвел на Власова двойственное, но в любом случае удручающее впечатление. С одной стороны, утверждать, что германская пехота победила всех врагов, когда Красная армия вышла к Днепру, глупо с любых точек зрения. С другой стороны, это показывает, что руководство Германии продолжает надеяться, что сумеет одержать победу, ничего не меняя в своей стратегии, и хотя оно использует русских добровольцев везде, где заблагорассудится, однако создание русской армии под его, Власова, командованием, не допустит. Если не произойдет нечто из ряда вон выходящее, то есть если не клюнет Гитлера в задницу жареный петух. Следовательно, все, чем соблазняли его немецкие советники, как правило, выходцы из России, сплошная ложь.

С той поры, как Власов ознакомился с этим суждением Гиммлера о себе, миновал год, Красная армия продолжала наступать, ее войска уже стояли невдалеке от границ Третьего Рейха, Румыния повернула оружие против немцев, восстала Словакия, союзники высадили десант в Нормандии, и у Власова появилась надежда, что в столь катастрофическом положении Гитлер может — и даже обязан — пойти на компромисс. Генерал стал рассылать письма всем, от кого хоть что-нибудь зависит в этой проклятой стране, полагая, что личная встреча именно с Гиммлером может все переменить решительным образом, тем более что в самой Германии кое-что уже стало меняться в отношении к восточным рабочим: нарукавный знак «Ост» у них был заменен на повязку с цветами национальных флагов, «добровольцам» предоставили равные права с немецкими военнослужащими, их подразделения получили название Русской освободительной армии. Так что еще один-два шага в этом же направлении, и в руках Власова может появиться вполне реальная «своя армия». Он соберет под трехцветный флаг Российской империи не менее двух миллионов солдат, и если их вооружить современным немецким оружием, такая армия двинется вперед, засыпая окопы советских войск листовками с призывом свергнуть деспотический режим Сталина и установить в стране подлинную демократию. Начнется братание с частями Красной армии, в которой большинство солдат и офицеров в тайне ненавидит Сталина, сопротивление ее прекратится, и через несколько месяцев он, Власов, войдет в Москву, провозгласит свободное государство, порвет с немцами и заключит союз с Англией и Америкой.

Увы, время шло, его надежды таяли с каждым днем, оставаясь пустыми мечтами. И вдруг — приглашение на встречу с самим Гиммлером. Почти разуверившийся во всем, Власов воспрянул духом, и теперь ехал на эту встречу… нет, не с возродившимися надеждами, а с уверенностью на возможное чудо. Главное, получить армию, а когда за твоей спиной будет стоять двухмиллионная армия, разговаривать с тобой станут по-другому. Тогда можно будет начать свою игру с западными союзниками, да и, на худой конец, можно будет хотя бы громко хлопнуть дверью.

Самолет, между тем, вдруг накренился и резко пошел вниз — весьма не лишняя предосторожность, если иметь в виду, что линия фронта проходит отсюда всего в шестидесяти километрах, и советские самолеты частенько залетают сюда, что-то высматривая, наверняка зная, что где-то здесь, неподалеку от городка Ангербург, укрывается среди лесов ставка самого Гитлера.

Неожиданно совсем близко возникло озеро. Стремительно понеслись навстречу прибрежные кусты и камыш, темная рябь воды, с которой взлетали, оставляя пенный след, стаи напуганных ревом моторов уток, затем мимо замелькали сосны и ели, колеса ткнулись во что-то твердое, и самолет покатил, вздрагивая на неровностях. Вот он в последний раз взревел моторами и замер под пологом деревьев и маскировочных сетей. Открылась дверь. Подали трап. Власов спустился по ступенькам, выискивая глазами Гиммлера, но того видно нигде не было. Зато вдоль трапа замерли офицеры СС в черной форме и, как только Власов спустился на землю, вытянулись, выбросив вперед и вверх руки в нацистском приветствии, — и это было обнадеживающим предзнаменованием.