Юрий Федоров - Шелихов. Русская Америка

Дым над городом густел. Вонючий дым, глаза разъедающий, перехватывающий дыхание, слезу выжимающий, страшный дым. Такой дым, что и смелого напугает. Тут и вовсе толпа завыла и кубарем покатилась в порт: спины драные, раскинутые руки, расхристанные армяки, хрипели — дышать было нечем. Сажа, копоть садились на лица, кругами обводя выпученные глаза, вырисовывая обнажённые в крике зубы. А на причале, как Георгий Победоносец, но только без копья, поражающего змия, а с дымящим смоляным факелом в руке сам Иван Андреевич Лебедев-Ласточкин. Вскинул факел, крикнул:

— Своё, своё кровное жгу, ибо ваше, люди, здоровье мне дороже!

Кто-то услужливо факел у него перехватил. Иван Андреевич рванул на груди армяк, выказывая крест немалый, поклонился на четыре стороны, перекрестился широко, побагровел и, взяв факел, махнул его в коч. Факел подпрыгнул на палубе, растёкся смольём, и пламя поползло по сухим доскам.

Толпа замерла на минуту и вдруг взорвалась таким криком, что воронье, как при стрельбе из пушек, вскинулось высоко в небо.

Иван Андреевич принял другой факел, шагнул ко второму кочу.

Тут уж и вовсе в порту всё колесом заходило.

По бухте зашныряли лодьи.

Ночь пала на Охотск, а в порту только разгорались пожары. Пламя играло на волнах огненными полосами, всплёскивалось, растекалось, вытягивалось рукавами, достигая стоящих на банках судов. Окружало их, обнимало огненными струями.

На шелиховском галиоте команда была списана на берег. На борту оставались капитан, Феодосий, так и не побывавший в Охотске, как пришли с новых земель, да трое матросов на вахтах.

Феодосий первым увидел подваливающую без фонарей к галиоту лодью.

С борта галиота окликнули:

— Эй! На лодье!

Но с воды никто не ответил. Да и лодья вроде бы пропала. Не то и вовсе её не было, не то затерялась она среди плясавших жгутами на волнах отсветов пожара. И капитан и Феодосий, повиснув на леерах, вглядывались в море. И вот опять проглянула тень, и тут же вновь скрылась. Матрос с кормы крикнул:

— На лодье!

И тут Феодосий услышал, как в борт, у форштевня, ударил крюк и разом ударил крюк где-то сзади. Феодосий выхватил палаш и бросился вдоль борта. От форштевня метнулась тень, и сразу же в руках у невидимого ещё человека вспыхнул факел. Падая вперёд, Феодосий ударом палаша выбил факел, тот покатился по палубе. Но на корме плясало в ночи уже два факела. Феодосий кинулся было туда, и тут услышал удары топора, с силой бившего в крышку носового трюма. Лезвие звенело. Понял: хотят открыть трюм. Кинулся назад, ухватил кого-то за плечи. Рванул к себе, ударил о переборку, вгляделся в лицо и узнал: рожа судейского из Иркутска.

— Ах ты, — крикнул, — тать!

А крышка люка уже отскочила под ударами топора, и туда швырнули один и другой факел.

Судейский вывернулся из рук, нырнул вниз, но Феодосий сбил его ногой и ухватил вновь. Судейский завизжал.

Из трюма широкой струёй, ревя, било пламя.

— Тать! Тать! — крикнул Феодосий. Судейский поднялся, кинулся к форштевню, но поскользнулся, спиной влетел в гудящее пламя и рухнул в трюм. Просмолённый, прокалённый солнцем галиот пылал, как свеча. С грохотом рушились реи, валились переборки, пылала палуба. Феодосий приподнялся было, но руки подломились, и он упал лицом вниз.

На соседних галиотах ударили колокола, и капитаны, срывая глотки, отдавали команды рубить концы и сниматься с банок. Шелиховский галиот сгорел в минуты. Кто-то из соседей якобы видел, что с борта горящего судна бросились в море два или три человека, но подошедшие лодьи никого не нашли в багровой от бушующего пламени воде.

Всё время, пока у выхода из бухты горел галиот с мехами, Иван Андреевич стоял на берегу и молча смотрел на бушующее пламя. Кох, топтавшийся рядом, бормотал:

— Да какие же деньги горят, какие деньги!

— Не моё, не твоё и не царёво, — ответил на то глухо купец и, вовсе отвернувшись, прицыкнул: — Нишкни! — В мыслях другое было: «Всё, теперь я на Алеутах хозяин. Кончился Шелихов».

Повернулся и, тяжело давя землю каблуками крепких, на век построенных сапог, пошёл из порта.

Шелихов умирал. Теперь он был нищ, и дом его, который и раньше не очень жаловало иркутское купечество, посещали редкие гости. Те же, кого он всей душой хотел видеть, были далеко, почитай, за краем света, и прийти не могли. Заходили Поляков, братья Мичурины, ещё один-два человека. Сидели скорбно, роняя редкие, никому не нужные слова, и уходили.

Последнюю карту, полученную с новых земель, Григорий Иванович не велел убирать и в немногие минуты, когда сознание разъяснялось, глядел на неё и мысленно прокладывал пути к землям, куда хотел, да вот не успел пройти. В мечтах шагал Забайкальем, плыл великой рекой Амуром, в Японию, в Индию спешил кораблями, на Филиппины. И куда бы он непременно дошёл, будь в том хоть малая ему поддержка.

Поддержка... С великой горечью в сердце за несколько дней до смерти, под скорбным взглядом жены, написал Шелихов прошение на высочайшее имя, чтобы призрели его жену и детей, оставляемых в сиротстве и нищете, ибо всё, что имел, отдано было им на благо новоземельского дела.

Отписав бумагу, Григорий Иванович с утаённой обидой отсунул её и вновь придвинул карту. Лицо его оживилось. Он знал: Портянка с ватагой шёл вглубь американского материка. Василий Звездочётов высадился на Курилах, видел Баранова, Бочарова и был с ними. Карта выскользнула из рук...

Спустя время, российские заокеанские владения были проданы царствующим домом Романовых Соединённым Штатам Америки за ничтожную сумму, во много раз меньшую, чем тратила на придворные балы и подарки императрица Екатерина...

ФЁДОРОВ ЮРИЙ ИВАНОВИЧ родился в 1931 г. в городе Томске. Окончил исторический факультет МГУ им. Ломоносова. Член Союза писателей России. Автор более десяти романов, тематически связанных с историей России: «Поручает Россия», «Державы для», «Да не прощён будет», «Там, за холмом, победа», «Борис Годунов» и других.

Галиот — старинное двухмачтовое транспортное судно с прямыми парусами на передней мачте и с косыми — на кормовой мачте.

Голица (нар.-разг.) — большая рукавица без подкладки.

Плюмаж — украшение из перьев на головном уборе и конской сбруе.

Клио — в греческой мифологии одна из девяти муз, покровительница истории.

Урания — в греческой мифологии одна из девяти муз, покровительница астрономии.

Леер (мор.) — трос, верёвка на судне.

Пудромант — накидка, надевавшаяся в старину при пудрении лица и головы.