Сьюзан Ховач - Башня у моря

Мои земли, казалось, находились ни в лучшем, ни в худшем состоянии, чем прежде, по английским стандартам они были плохонькие, но в сравнении с другими ирландскими имениями процветали. После голода мне удалось слить многие фермы в более крупные арендные единицы, которыми можно было прибыльно руководить на английский манер, но оставалось еще бессчетное число маленьких картофельных полей – их я не стал трогать. Я не походил на моего соседа лорда Лукана, который после голода разогнал своих арендаторов, с намерением улучшить свои земли. Бессмысленное изгнание всех без разбору было тогда – и нередко остается до сих пор – эквивалентом убийства, и, хотя Лукан, вероятно, не подумал об этом, я бы презирал себя, если бы последовал его примеру.

В Клонарине я обменялся несколькими словами со священником, переговорил с патриархами двух ведущих семей – О’Мэлли и Джойс, осмотрел обещающие, судя по виду, неплохой урожай поля́ под пшеницей и овсом. Небольшое лесозаготовительное хозяйство, которое я затеял в горах над деревней, судя по всему, потерпело неудачу, и я с разочарованием увидел, что большое количество молодых деревцев за время моего отсутствия погибло.

– Все дело в земле, милорд, – мрачно объяснил Макгоуан. – Ни одно растение не будет процветать на земле, которая ничем не лучше, чем голая скала.

Так Макгоуан в завуалированной форме обычно говорил: «Я же вас предупреждал». Он терпеливо сносил все мои попытки изобретательно организовать хозяйство, но я знал, что сердце его замирало каждый раз, когда я объявлял ему о новом эксперименте. Его слабые попытки остеречь или критиковать мои проекты ограничивались произнесением похоронным тоном следующей фразы: «Позвольте напомнить вам, милорд, что здесь мы не в Англии». Или как в случае моей попытки заняться бататом: «Милорд, есть культуры, которые растут в Америке, Господь не предполагал их выращивания по эту сторону Атлантики».

– Я уверен, что проект лесозаготовок может иметь успех в этой долине, – упрямо сказал я, когда мы осматривали завядшие деревца. – Просто мы посадили их не на той стороне. Я попробую еще раз в другом месте.

– Если ваша милость намерены отобрать картофельные поля у О’Мэлли на верхних склонах Лейнабрики…

– Нет, конечно. Они тогда умрут с голоду, а я уже устал от созерцания моего имения, усеянного трупами.

– Вы могли бы помочь им перебраться в Америку, – не сдавался Макгоуан, которому с большим трудом удавалось выуживать из беднейших О’Мэлли арендную плату.

– Чтобы они умерли как мухи в бостонских подвалах?

– Господь помогает тем, кто помогает себе сам, – пробормотал шотландец, который был убежден, что каждому ирландскому иммигранту предоставляется тысяча возможностей разбогатеть, как только его нога ступает на землю Америки. – Милорд, я бы не оправдал ваших ожиданий как управляющий, когда бы не твердил, что если в земле можно выращивать картофель, то, скорей всего, на ней будут расти и деревья, а поскольку ничего другого там невозможно выращивать из-за большой крутизны склона…

– Хватит! – отрезал я. – К сожалению, О’Мэлли не могут питаться деревьями, поэтому нам придется поискать другое место. Я решил, что работы в этом направлении нужно продолжать.

Однако, когда мы спускались по склону в Клонарин, я не мог не признаться самому себе, что перспективы лесозаготовок весьма призрачны.

В Клонарине, где мы с Макгоуаном расстались, я подумал: не заглянуть ли мне в Леттертурк, где в доме, построенном моим покойным братом Дэвидом на берегу Лох-Маска, все еще жил его сын, но отказался от этой мысли и поскакал назад в Кашельмару. Я уже повидал на один день достаточно членов моей семьи, и, хотя Джордж был добродушным парнем, меня он всегда раздражал своим угодничеством. Если с Патриком что-нибудь случится, он станет моим наследником, и я могу легко себе представить, каким негодованием он закипит, когда узнает, что я снова собираюсь жениться.

И естественно, я предпочел держаться подальше от Клонах-корта. Один только вид высокого серого дома близ южного берега озера заставил меня поморщиться при мысли об Аннабель, и, хотя весь путь до дому я пытался не думать о нашей ссоре, ее слова не давали мне покоя. Если бы она только не вывела меня из себя тем, что с самого начала попыталась помыкать мной на свой неженственный, недочерний манер! Тогда я бы сдержался и не совершил ошибок. И, кроме того, в том, что касается Дерри, она преувеличивала, я знал это. Мне было хорошо известно, что Дерри склонен к безрассудству, но я люблю горячих парней, к тому же ни одна из его эскапад пока не привела к каким-то серьезным последствиям. Более того, я доверял его разуму, который не позволял ему выставить себя дураком и попасть в черный список своего благодетеля. Его жизнь в самом начале была тяжелой, отчаянной, и ему стало легче, только когда я решил заняться им. Дерри часто мне говорил, что никогда больше не хочет оказаться в нищете.

Аннабель, со своей непростительной самонадеянностью, считала, что не следует обращать внимание на роль Патрика в том происшествии и нужно наказать Дерри. Мне же казалось, что, хотя я к тому времени уже и исполнился решимости не следовать совету Аннабель, моя дочь пришла к ложному выводу. Дерри мог сам позаботиться о себе, а вот Патрик нуждался в моем внимании. Да, я согласился с Аннабель, что нельзя ответственность за случившееся возлагать на него, я решил не делать ему выговоров, но ясно видел, что пришло время вывести его из-под влияния Дерри и дать ему шанс подружиться с кем-то другим. Необходимо расширить его горизонты, дать ему возможность увидеть мир, в котором он в один прекрасный день начнет играть важную роль. Если позволять событиям развиваться самим по себе, то я буду виноват в небрежении своим долгом. Мой долг перед Патриком и самим собой заключался в том, чтобы составить более честолюбивые планы на его будущее.

С любопытством человека, привыкшего размышлять в категориях «если бы», я часто задаю себе вопрос, что бы случилось, если бы я все же последовал совету Аннабель, но такие размышления, конечно, совершенно не имеют никакого смысла. Я только пытался делать то, что находил правильным.

Но возможно, я бы считал иначе, если бы Аннабель так грубо не оскорбила мои отношения с Маргарет.

Из желания относиться ко всем моим детям одинаково я тем вечером написал Маделин и Катерин – сообщил им о моей договоренности с Маргарет, а на следующий день отдал распоряжения подготовить мой и Патрика отъезд в Вудхаммер-холл.

Вечером в день нашего возвращения я решил поговорить с ним. Когда мы отобедали, я сказал ему, что он может остаться со мной и выпить полбокала портвейна, и, когда со стола убрали, я, прежде чем начать свой монолог, набрал в грудь побольше воздуха. Вокруг нас в свете свечей чуть мерцали облицованные деревянными темными панелями стены, а с портрета из своего накрахмаленного рафа на нас презрительно взирал Тюдор де Салис, который очаровал королеву Елизавету. В Вудхаммере было множество облицованных деревянными панелями стен и портретов презрительно смотрящих джентльменов в накрахмаленных воротниках. Я люблю этот дом, ведь он в течение трех столетий оставался единственным домом моей семьи, и было бы странно, если бы я не питал к нему сентиментальных чувств. Тем не менее никуда не уйти от факта: дом спроектирован неважно, он старомоден и в сравнении с Кашельмарой безнадежно прост. И, кроме того, он производит на меня гнетущее воздействие. Такое количество темных панелей придает комнатам мрачный вид, но по какой-то причине – наверное, из безразличия – я так и не озаботился установить в доме газовое освещение, чтобы разогнать мрак.