Сьюзан Ховач - Башня у моря

– Знаешь, Англия – Старая Англия – более обжитая, если ты меня понимаешь.

Она понятия не имела, что я имею в виду, и пришлось оставить попытки объяснить ей разницу.

– Вскоре ты сама все увидишь. После свадьбы.

Но до свадьбы было еще далеко.

А потом вдруг оказалось, что уже и не так далеко. В следующем месяце, на следующей неделе, завтра, и наконец я, все еще не веря своей счастливой судьбе, иду вместе с Сарой по проходу церкви Святого Томаса, мы выходим под яркое солнце июньского дня. Толпа радостно кричит, осыпает нас рисом. В особняке Мариоттов на Пятой авеню шампанское лилось рекой, пожелать нам счастья собралось семьсот пятьдесят гостей.

Ни у одного брака не было еще такого многообещающего начала.

Признаю, что я слегка побаивался медового месяца. Не по причине моей неопытности, хотя, если говорить откровенно, мне всегда казалось, что соитие – весьма переоцененное занятие. Удовольствия оно доставляет гораздо меньше, чем резьба по дереву, или рисование, или малевание акварельной кистью по манящей белизной странице альбома. Однако мужчина не может сказать – даже своему лучшему другу, – что он предпочел бы ковырять стамеской кусок дерева, чем соединяться своим телом с телом женщины, и, Господь свидетель, я не хотел быть белой вороной. Я и без того уже отличался от многих своими преимуществами и потому, когда представлялась такая возможность, вел себя как любой другой обыкновенный мужчина.

Да и вообще, не так уж это было и трудно. Я даже часто думаю, что любил женщин сильнее, чем Дерри, потому что он всегда проклинал их по какой-то причине или стенал, что ему так часто нужно ложиться с ними в постель. Как-то раз я даже спросил у него: «Почему ты так гоняешься за женщинами, если ты их так не любишь?» Но он только взбесился, услышав мой вопрос, и сказал, что никто так не пристрастен к юбкам, как он, и вообще, что за чушь я несу. «Я ведь мужчина, верно?» – вспыльчиво добавил он, а когда я рассмеялся и заметил, что с этим никто и не спорит, он немного оттаял и ответил, что очень любит женщин, но они чертовски его раздражают, после того как все сказано и сделано, и что касается его, то женщины годятся только для одного, и ничего более.

– Ну, ты, конечно, живешь по этим принципам, – поспешил согласиться я. – В этом нет сомнений.

Дерри не повезло родиться в стране, где целомудрие ценится очень высоко, но даже в строго нравственном католическом климате Коннахта всегда находилась горячая девица, которую можно было уговорить не дожидаться дня свадьбы, или одинокая вдова, которая тайно искала утешения. Дерри обладал такой чувствительностью, что с пятидесяти шагов ощущал готовность женщины, даже если она прятала лицо под вуалью, и, хотя я когда-то приходил в ужас от опасностей, которым он подвергается, мое восхищение его присутствием духа пересиливало мой страх.

Поначалу я был слишком мал, чтобы участвовать в его приключениях (я был моложе его на три года), но Дерри отличался щедростью и обычно позволял мне смотреть. Первое соблазнение, которому я был свидетелем, повергло меня в трепет, но, когда Дерри заверил меня, что женщина получила удовольствие, я перестал быть столь брезгливым. Да я был готов бесконечно долго выступать в роли наблюдателя, но в конце концов понял, что Дерри сочтет странным, если я и дальше буду получать наслаждение от женщин через вторые руки, и, когда в один прекрасный день он пригласил меня присоединиться к нему, мне не хватило духу отказаться. К моему облегчению, я вскоре понял, что нет правды в максиме «третий лишний», и позднее у меня были одно или два собственных приключения. Но для моих нервов они оказались просто сокрушительными, если я перед этим не принимал порцию потина – без этого мог поджать хвост и броситься куда глаза глядят. Понимаете, вообще-то, я очень застенчивый, хотя никто этому не верит, потому что все считают, если во мне шесть футов два дюйма роста, то я должен быть смел как лев. Я забывал о своей робости только вместе с Дерри. Он придавал мне такую уверенность и… ну, это трудно объяснить, но с Дерри Странаханом я становился совсем другим человеком.

Но на медовый месяц Дерри ждать не приходилось.

На свадебном завтраке я не собирался столько пить, но шампанское такое чертовски опасное питье, а лакеи тебе тут же подливают, если видят, что твой бокал опустел, и получилось так, что я глазом не успел моргнуть, как мне захотелось улечься где-нибудь в уголке и уснуть. Однако мне удалось держать глаза открытыми. Наконец после многочисленных задержек мы оставили дом и нас повезли по городу к Гудзону. Мы сели на яхту кузена Фрэнсиса, а потом поплыли по реке до самого его дома, где собирались провести две недели нашего медового месяца. Когда вошли в дом, уже наступила темнота, и я принес клятву больше никогда не прикасаться к шампанскому. Пробормотав извинения Саре, я свалился на одну из кушеток в гардеробной и погрузился в благодатное забытье.

Когда продрал глаза, было семь часов утра, голова у меня раскалывалась, а Сары поблизости не просматривалось.

Я сполз с кушетки. Слуга не осмелился меня потревожить – я был полностью одет. Едва соображая, огляделся. За окном ковром стелился аккуратный газон, доходивший до зеркальной воды Гудзона, а за рекой мрачно устремлялись к небу поросшие густым лесом холмы. Уже было слишком жарко, и на мгновения я испытал бессмысленную ностальгическую тоску по Вудхаммеру.

Можно ли пить воду из кувшина для мытья рук? Язык у меня словно расползался по швам; оглядевшись в поисках шнурка для вызова слуги, я решил, что если прожду еще минуту, не утоляя жажды, то язык у меня точно отсохнет, поэтому зачерпнул немного воды и попил. Почувствовал себя лучше. Сделал еще глоток, а потом, набравшись смелости, на цыпочках подошел к двери в большую спальню, прислушался к тишине по другую сторону и потянулся пальцами к ручке.

Но дверь открылась, прежде чем я прикоснулся к ней. Секунду спустя я увидел Сару – она стояла передо мной по другую сторону порога.

На ней была длинная ночная рубаха, застегнутая до шеи, а под глазами фиолетовые тени.

Мы виновато посмотрели друг на друга. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Сара чувствует себя такой же виноватой, как и я.

– Патрик… – Она бросилась ко мне, обхватила меня руками за шею и расплакалась. – Ах, Патрик, прости меня. Я не хотела. Думала выпить один маленький бокал шампанского, но…

И тут меня осенило. Я вдруг увидел эту ситуацию со смешной стороны и начал смеяться.

– Нет, в самом деле! – обиженно воскликнула Сара, когда ее страстные извинения не вызвали не менее страстного заверения с моей стороны в том, что все в порядке. – Я не понимаю, что тут смешного!