Лев Демин - Хабаров. Амурский землепроходец

Величественные пейзажи открылись путникам, когда они наконец достигли Каменного пояса. Отшлифованные ветрами и дождями утёсы чередовались с пологими склонами, густо заросшими хвойными деревьями и осинниками. Вот лесной массив расступается, и в долине становится видна деревушка, что прилепилась к горным склонам. К ней жмутся луга, огороды, полоски ржи.

Дорога через Каменный пояс, особенно в летние месяцы, была оживлённой. Двигались к новому месту службы казачьи отряды, чиновный люд, караваны купцов и промышленников, шли и обычные искатели приключений, спешили гонцы с государевыми грамотами. Такие потоки разного люда текли и в одном, и в другом направлении.

Река Тура была сравнительно многоводна и доступна для речных дощаников. Здесь местный воевода в обмен на бумагу, полученную от пристава на реке Усолке, предоставил Герасиму Югову три дощаника, на которых пришли в Верхотурье обитатели Тобольска и других сибирских городов.

В Верхотурье Югов и его люди после изнурительного похода через Каменный пояс, отдыхали несколько дней. И лишь потом отправились дальше. Плыли по течению Турой, Тоболом и добрались до Тобольска.

Город строился. Возводились не только жильё, но и лавки, здания присутственных мест, амбары для товаров. Округа оглашалась разнообразными звуками: повсюду перестук топоров, визгливое пение пил. На берегу белели остовы недостроенных кораблей и лодок. Шумный гвалт стоял на базаре. Слышалась разноязычная речь. Кроме русских в городе немало сибирских татар, приходят за покупками остяки и вогулы, а иногда приезжают из южных степей пришельцы в длиннополых халатах, в остроконечных головных уборах. В ту пору город был ещё сплошь деревянным. Из дерева строились и палаты богатеев, и лавки, и присутственные места, и храмы. Каменные строения появились во второй половине века.

Плавание от Верхотурья до Иртыша не представляло больших затруднений. Плыли многоводными реками по течению. Местность была сравнительно заселённой. На стоянке можно было разжиться у жителей свежими продуктами.

В Тобольске Ерофей Хабаров завербовал в свою ватагу ещё трёх человек. Один был полукровкой, сыном местного русского и матери-татарки. Прежде он служил младшим приказчиком у тобольского торговца, да не ужился с хозяином. Два других в недавние годы уже ходили в Мангазею на промысел, а по возвращении плотничали в городе. Однако по прошествии некоторого времени их души вновь потянулись к бродячему образу жизни охотника-промысловика. От подьячих Ерофей Павлович проведал, что тем же путём из-за Каменного пояса пришли двое воевод, Кокорев и Палицын, направлявшиеся воеводствовать в Мангазею. Их сопровождает пополнение в местный гарнизон.

Московские власти проводили в те времена своеобразную политику, касающуюся управления отдалённых воеводств. Назначали не одного, а одновременно двух воевод, располагавших равными правами. Многих такой порядок удивлял, вот и Хабаров стал расспрашивать подьячего из тобольской воеводской канцелярии, чем вызвана такая практика. Тот подумал и не сразу ответил:

— Должно, сия мера направлена против всякого лихоимства. Коли один из воевод злоупотребляет властью, замечен в делах зело неблаговидных, другой воевода может одёрнуть злоумышленника. А если это не поможет, то он вправе пожаловаться на напарника в столичный приказ.

— А если среди воевод не окажется праведника и оба окажутся мздоимцами и казнокрадами? — спросил подьячего Хабаров, но не услышал вразумительного ответа.

— Не знаю, что и сказать тебе, — невнятно пробормотал тот, — кто не без греха...

Подьячий сообщил Хабарову, что оба мангазейские воеводы хотели бы встретиться и потолковать со всеми предводителями ватаг промышленников, направляющихся в Мангазею.

Кокорев и Палицын размещались в гостевой избе рядом с палатами правителей тобольского воеводства. С первого же взгляда воеводы произвели на Ерофея Павловича очень разное впечатление. Палицын дружелюбно ответил на приветствие, а Кокорев, насупившийся и хмурый, на приветствие Хабарова не ответил и даже неожиданно прервал его.

— Чьих будешь?

— С Сухоны мы. Селение наше недалеко от Устюга, — последовал ответ.

— Не про сие спрашиваю. Чем семья занимается?

— Батя мой землепашец. Торгует с именитыми людьми Устюга, поставляет им съестные припасы.

Палицын попытался взять нить беседы в свои руки и продолжать расспрашивать Ерофея Павловича о его дальнейших намерениях. Но Кокорев, не вслушиваясь в слова Хабарова, всякий раз перебивал его и спрашивал о чём-то несущественном. В конце концов Палицын не выдержал и попытался осадить Кокорева.

— Ты же, батенька, не главный надо мной. Мы оба с тобой на равных. Пусть Хабаров ответит мне, а ты пока помолчи. Или я помолчу, а ты расспрашивай. Иначе вразумительной беседы с промышленником у нас с тобой не получится.

— А мне и не о чем больше спрашивать, — с чувством нескрываемой обиды огрызнулся Кокорев и умолк.

Кокорев Хабарову откровенно не понравился своей надменностью, бестактной грубостью. Палицын же оказался человеком душевным, не проявлявшим дурных намерений. Вскоре Хабаров имел возможность убедиться, что воеводы между собой не ладили и частенько переругивались. Свидетелями их немирных отношений были подьячие, охотно разносившие по Тобольску сплетни на сей счёт.

Герасим Югов был вынужден задержаться в Тобольске: один из его дощаников дал течь и нуждался в починке. Тем временем рассыльный мангазейских воевод разыскал Ерофея Хабарова на постоялом дворе и сообщил, что те снова пожелали его видеть.

— Сколько в твоей ватаге людишек? — спросил Кокорев.

— Сам с братом. Да ещё пятеро покручеников. Итого семеро, — ответил Ерофей Павлович, ещё не догадываясь, к чему этот расспрос.

— Завтра отплываем. Можем взять всю твою ватагу, — предложил Палицын. — Груза у тебя много?

— Не шибко.

— Тогда размещайся на втором коче. Плавание до Мангазеи не зело обременительное. По Иртышу, по Оби, рекам полноводным, удобным для плавания, без стремнин и отмелей, далее — минуя Обскую губу. Пока что плывём по течению. Только когда пойдём по Тазовской губе и по Тазу, придётся взяться за вёсла. Здесь течение противное. Но это малая часть пути.

— Я же сговорился с Герасимом Юговым, сыном нашего промышленника.

— Югов обойдётся без твоего участия, — резко перебил его Кокорев. — У него, как вам известно, народу хватает. А путь от Тобольска до Мангазеи не ахти какой тяжёлый.

Ерофей Павлович, согласившись, промолчал. Распорядившись, чтобы люди из его ватаги перетащили весь груз на один из кочей воевод, посетил Югова.

— Не обессудь, Герасим. Воеводы распорядились, чтоб я с ватагой своей и всеми пожитками перебрался к ним. Моё дело — повиноваться начальству.