Лев Демин - Хабаров. Амурский землепроходец

Хабаров принял решение посетить Ачинский острожек, возведённый год назад его людьми, предположив, что Константин Иванов и его сообщники могут использовать покинутый острожек и расположиться здесь на зимовье. Но беглецов в острожке обнаружено не было. Оказалось, что он пришёлся по нраву местному туземному роду. Нынешние обитатели острожка выходили из распахнутых настежь ворот и с любопытством разглядывали людей Хабарова, вели себя вполне миролюбиво.

Ерофей Павлович и его спутники были крайне удивлены, когда заметили, что вслед за натками из ворот вышел светловолосый человек, явно русский. Поверх его рваной рубахи была накинута меховая куртка какого-то странного покроя. Человек бросился навстречу Хабарову и скороговоркой, не скрывая слёз, заговорил:

— Родные мои... Пришли наконец-то. Ждал я вас... — он вытер глаза и пояснил: — Аспиды окаянные уплыли далее вниз.

— Ты-то как сюда попал? Что с тобой сделали? — спросил его Ерофей Павлович.

Молодой мужик, которого звали Калистратом, поведал свою нехитрую историю. Когда злоумышленники захватили дощаники, он после промысла, как и его товарищи, отсыпался в трюме дощаника. Соучастники Константина Иванова, завладев судном, попытались задержать и находившихся на нём людей. Некоторым из них, наиболее сильным, удалось вырваться из рук противника, когда дощаник уже отчалил от берега. Они бросились в воду и сумели доплыть до берега. А Калистрат, который не отличался особой силой, оказался в числе тех, кого повалили и связали верёвками. Калистрат решил вести себя тихо и смирно, но замыслил сбежать при первой возможности.

Такая возможность представилась, когда смутьяны сделали остановку у бывшего Ачанского острожка. Видя смирение Калистрата, его послали собирать хворост для костра, и он с полной покорностью исполнил требование. Принёс две охапки хвороста и отправился за третьей. Отправился и не вернулся. Скрылся в тайге. Вглубь её, однако, не углублялся, а, не отходя далеко от опушки, добрался до ближайшего селения натков. Там его пригрели, накормили. Иванов и его сообщники не стали разыскивать Калистрата, а он, находясь в селении, располагавшемся недалеко от берега Амура, мог наблюдать, как мимо проплыл караван дощаников, и даже разглядел на палубе головного судна долговязого Константина Иванова. Дощаники держали курс к низовьям Амура. После этого Калистрат вернулся к Ачанскому городку, где и был принят натками, с которыми быстро сумел сдружиться. Не зная их языка, он изъяснялся с ними жестами и по возможности трудился, наравне с другими членами рода, рыбачил, собирал грибы, хворост.

— Много ли наших людей осталось в неволе у бунтовщиков? — спросил Хабаров.

— Шестеро. Один совсем плох.

— Болен?

— Недомогание его оттого случилось, что Константин приказал его высечь за неповиновение.

— Припомним ему такое. И все прегрешения его сообщников тоже не забудем.

Это произошло 30 августа. До устья Амура оставалось совсем малое расстояние. Может быть, всего неполный день плавания. После широкой излучины Амур круто поворачивал на восток. На правом берегу люди Хабарова приметили небольшой острожек, возведённый беглецами. На некотором отдалении, ниже возвышенности с острожком, причалили дощаники людей Хабарова, прибывших сюда ранее него. Они, заняв удобную позицию, ждали распоряжений от Ерофея Павловича.

Встреча Хабарова и прибывших с ним людей с основной частью отряда была тёплой. Ерофей Павлович обнялся с Третьяком Чечигиным и произнёс:

— Давай-ка поразмыслим, как будем далее поступать. Дробить отряд негоже. С теми, кто этому потворствовал, поступим сурово. А остальным сделаем строгое внушение и вернём в наши ряды.

— Значит, бой?

— Может быть, и бой, коли разумные слова на смутьянов не подействуют.

— Ишь ты... А Иванов и его людишки, как мы разузнали, приготовились к обороне. Затворили ворота. Изготовились к защите.

— Выстави-ка на том пригорке пушки. Да собери плотников, чтоб вон там начинали рубить избы. Будем здесь зимовать. Я полагаю, что от пригорка до стен их острожка легко долетят пушечные ядра.

— Вестимо, Ерофей Павлович.

— Коли будет потребно, откроем по нему огонь из пушек. Дай Бог, чтоб до этого дело не дошло.

В городке заметили приготовления Хабарова и его людей. Заволновались, всполошились. Наконец, приоткрылись ворота и смутьяны выпустили для переговоров с Хабаровым Степана Полякова, одного из своих главарей. Тот пришёл к Ерофею Павловичу, угодливо поклонился ему. Хабаров на поклон Степана не ответил, сказал ему сухо:

— С чем пожаловал, Поляков?

— Вестимо, для мирной беседы с тобой, Ерофей.

— Какая у нас с тобой может быть мирная беседа, коли изменники вы все. Государеву присягу порушили.

— Господь с тобой, Ерофей... Что ж так стращаешь.

— Что заслуживаете. Так что тебе от нас надобно?

— У нас мирные цели. Собираемся здесь провести зиму, собирать ясак с гиляков, промышлять пушного зверя. Разве не по закону получается?

— А кто виноват в расколе отряда, в насильственном угоне моих людей, захвате отрядного имущества? Это разве по закону?

— Обо всём этом можно договориться полюбовно. Скажи нам, на какое имущество ты притязаешь. Возможно, в чём-то наши люди перестарались, неумышленно увезли всё то, что оказалось на дощаниках.

— Ах, перестарались! А пошто моего казака ты или Коська Иванов приказали высечь смертным боем?

— Сам знаешь, Ерофей, в отряде должен быть порядок.

— Это же был мой человек. И не вам власть свою над ним показывать.

— Так о чём мы с тобой договорились?

— А ни о чём. О чём можно договариваться с непотребными татями?

— Зачем ты так своих же казаков, промысловиков честишь?

— Какие вы свои! Шагай к себе и скажи там... С этого места мы никуда уходить не собираемся. Будем брать ваш острожек, коли не придёте с повинной. И учти, нас больше, и у нас имеются пушки. Поэтому мы сильнее. Иди к своим.

— Жаль, что мы ни о чём не договорились, Ерофей. Выслушай же, однако. Вот что я тебе скажу: коли мы объединимся в один отряд, загасим старые распри, одной зимовки станет мало для такого большого отряда. Хватит ли тогда на всех нас соболя, лисицы и всякого другого зверя?

— Ишь ты как заговорил!

— Шли бы вы обратно на Зею, пока Амур не встал. Прозимовали бы там, а мы останемся ради промысла здесь. И всем было бы хорошо.

— Я вам устрою хорошую жизнь, — с угрожающими нотками в голосе сказал Хабаров. — Иди к себе. И чтоб я тебя больше не видел.

Степан Поляков с удручённым видом от сознания того, что его миссия не удалась, даже, можно сказать, потерпела полный крах, направлялся к стенам городка. Долго барабанил кулаками в ворота, пока они не открылись и его не впустил# внутрь.