Виктор Мануйлов - Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

Капитан Атлас попал в отряд после госпиталя. Ранили его под Ростовом еще в прошлом году, в ноябре, когда вся ростовская милиция была мобилизована на оборону города и вместе с отрядами рабочего ополчения и остатками отступивших к Дону войск Красной армии отбивала первые атаки немцев с севера. Ранение было не таким уж тяжелым, и контузия тоже, но пока его вывезли с поля боя, пока он попал на операционный стол, успел потерять много крови, началось осложнение, лечение затянулось, ему пришлось сменить не один госпиталь, и очутился он в конце концов в Самарканде, там и долечивался. Там же и обнаружил своих соплеменников в великом множестве, молодых и здоровых, ничем особо не занятых, но имеющих броню и на него, Атласа, поглядывающих с унижающим снисхождением. Ему там даже предлагали остаться, должность предлагали, усиленный паек и жилплощадь, но предложение это он воспринял как оскорбление и решительно отказался. И осталась в его душе саднящее чувство стыда и недоумения.

Выписали Атласа из госпиталя, дали пару недель на поправку, затем определили в отдельный полк НКВД, контролировавший обширную территорию от Астрахани до Сталинграда, назначив командиром роты. Охрана мостов, железнодорожных станций, складов, патрулирование местности, облавы в поисках «ракетчиков» и диверсантов — обычная рутинная работа. Сплошного фронта впереди не было, немцы перли южнее к предгорьям Кавказа, их разведывательные моторизованные отряды доходили до железной дороги, идущей от Кизляра до Астрахани и, посеяв панику среди местного населения и властей, повредив там и сям железную дорогу, поворачивали и пропадали в калмыцких степях. Противопоставить этим хорошо вооруженным отрядам было нечего, полк НКВД, вооруженный карабинами, растянутый на сотни километров, угнаться за ними не мог.

Затем новое назначение — в заградительный отряд. И вот он на дне своей ямы, еще не успев повоевать в этом отряде, не сделав сегодня ни одного выстрела. Он может умереть или погибнуть, а жена и дети, которых он отправил к своим родственникам в Кисловодск, так и не узнают, где и как их муж и отец провел свои последние часы.

И эта разламывающая голову боль, которая никак не проходит.

«И черт их знает, где они сейчас ползают, — думал майор Стрелецкий о немецких танках, вглядываясь вдаль. — Стоим, как слепые и глухие. Может, они уже справа или слева обошли нас и движутся дальше, а потом ударят с тыла…» Дальше майор Стрелецкий додумывать свои мысли не стал, потому что дальше виделось армейское командование, ни черта не смыслящее в обстановке, необстрелянные красноармейцы и младшие командиры, неуверенность тех и других в возможность хоть где-то остановить немцев, страх, паника, драп.

Он посмотрел на подполковника Латченкова, который спал на поставленных в ряд пустых ящиках из-под снарядов в боковом ответвлении. Это ответвление сделали для телефонистов внешней связи, но связь эту тянуть никто не собирался: и далеко, и провода нет, и задачи у них изначально были другие, предполагавшие использование армейской связи. Хуже всего, что он не знает, кто слева от него, кто справа, и есть ли там вообще какие-нибудь войска. Погромыхивало где-то далеко на севере, а на всем остальном пространстве установилась гнетущая тишина.

После двух бомбежек — своими и чужими — пыль улеглась, воздух очистился, дышать стало легче, горизонт посветлел; солнце, до этого задернутое серым пологом, сквозь который оно таращилось на землю недозрелым арбузом, теперь превратилось в белый шар, напоминающий дыню-«колхозницу», светило во всю, и от него исходил иссушающий зной. Однако с юго-запада наплывало облако, белое и пушистое, и майор Стрелецкий подумал, что, бог даст, подует ветерок и одуряющая жара несколько спадет. А еще лучше бы — хороший дождь. Тогда бы немцы встали, застряв в жирном черноземе, а к тому времени пришел бы приказ на отход и выполнение новой задачи, подобающей войскам НКВД: майор опасался встречи с немцами, не знал, как поведут себя его необстрелянные бойцы, сам еще ни разу не участвовал в бою, зато рассказов про немецкие танки, авиацию, окружения и прочие ужасы наслушался более чем достаточно, и по этим рассказам выходило, что всех их ждет в этой степи неминуемая гибель, потому что об отступлении не может быть и речи.

А день только начался и до темноты еще ой-ё-ёй сколько часов и минут.

В ротах заканчивали завтракать. Всем надоело ждать, и люди перестали пялиться в ту сторону, откуда должен появиться враг. Майор Стрелецкий сидел на дне окопа, привалившись спиной к его прохладной стенке, ел из котелка пшенную кашу с тушенкой, слушал рассказ капитана Власенко о боях в Крыму.

— Со стороны берега мы практически прикрыты не были, — рассказывал Власенко. — Как дошли до перешейка в районе Феодосии, а это самое узкое место на Керченском полуострове, так там и встали, прикрывшись противотанковым рвом. И толклись без толку на этом месте. Ни обороны положенной не создали, поскольку считалось, что мы вот-вот начнем наступать, ни наступления не начинали, в основном потому, что грязь была страшная, непролазная, и дожди шли неделями. А Манштейн очень даже толково воспользовался предоставленной ему паузой. Он увидел, что берег мы почти не держим, понадеявшись на моряков, а тут еще шторм разыгрался, никому и в голову не пришло, что они в такой шторм решатся высадить десант в тылу передовых частей. Да еще ночью. А они таки высадили. Сбили наше охранение, состоявшее почти сплошь из азиатов, противотанковый ров засыпали и поперли танками в глубь полуострова. К тому же за час до этого совершили налеты авиацией на наши штабы, которые как заняли какие-то строения, так их и не меняли, так что немцы засекли их и выбирали лишь момент — и выбрали: от тех штабов одни развалины да трупы остались, управление нарушилось, войска побежали. А ведь силы были собраны большие, и техники хватало. Короче говоря, все было, чтобы воевать. Порядка не было…

— Да, и воевать, оказалось, не умеем, и управлять войсками тоже, — с горечью подтвердил подполковник Латченков. — У нас под Славянском почти то же самое: приготовились ударить на Харьков, разведка, как всегда, проглядела сосредоточение немцев буквально у нас под носом, наши пошли и немцы тоже пошли, и началось: потеря связи со штабами, одни начальники требуют наступать, другие прикрыть фланг соседа, одна дивизия сюда, другая туда — все перемешалось, сам черт ногу сломит, а в результате от моей бригады осталось меньше половины. Не удивительно, что рядовой боец потерял веру в командование, оглядывается назад… — И, обратившись к Стрелецкому: — А не послать ли нам разведку, майор? Лошади есть, человек пять толковых разведчиков найдется. Это я к тому, чтобы не получилось так, как уже не раз получалось. Все лучше знать, с чем придется иметь дело, чем ждать у моря погоды…