Константин Сахаров - Белая Сибирь. Внутренняя война 1918-1920 гг.

И он делает неожиданное признание, что при этом их сибирская армия, то есть те самые легионеры, которые предали на расстрел адмирала Колчака, ограбили Россию и погубили ее национальное, государственное предприятие, – эта армия облегчила и сделала возможной для них борьбу и успех на Парижской конференции, на которой он, Бенеш, достиг гораздо большего, чем осмеливался надеяться в начале войны. [65]

По свидетельству объективного ученого, [66]чехи работали на мирной Парижской конференции с самыми сомнительными средствами и темными приемами, доходящими до обмана конференции включительно, например относительно смешанных немецко-чешских областей или обещаниями устроить новое государство, наподобие Швейцарии, с действительным обеспечением прав всех входящих народностей. Далее, чехи подавали документы с подтасовкой и даже подделкой исторических фактов, надеясь через то получить свою часть в дележе контрибуции.

Как после всего этого должны звучать слова Бенеша о том, «что старая история была для них (чехов) всегда хорошим учителем, – еще лучшим учителем должна быть новая история, в которой еще и сегодня действительны живущие в ней интересы, стремления, цели и идеи».

«В конце концов, – восклицает Бенеш, [67]– и дипломат нового пошиба, – оказывается, что путь правды, честности и прямоты есть путь национальных интересов. Ложью и насилием до сих пор не могла обеспечить себя от ударов судьбы ни одна нация, ни большая, ни малая».

Да, без сомнения, так и будет! И та ложь, то грязное предательство, интриги и та кровь, на которых взошла чешская самостоятельность, уже влекут неудержимо справедливое решение. Чем скорее придет оно, тем лучше для всего человечества.

Книга Масарика написана еще более фальшиво и двулично. Масарик не только хочет обелить себя и своих чехов, но задается намерением показать, что он всегда все предвидел вперед, чуть ли не один на всей земле; что поэтому-то он и допускал то или иное действие, которое, в сущности, было или обманом, или предательством.

Уже Бенеш, который являлся во всей интриге и в заговоре подручным Масарика и теперь хвалит последнего, как апостола своей нации, как «великого», вводит эту ноту якобы прозорливости старого чеха; он говорит, что Масарик с самого начала поставил себя против русской антибольшевицкой акции, вследствие чего и чехи-легионеры всегда были против русских и уже в июне 1918 года взяли путь на Францию. [68]

Масарик в своей книге подробнейшим образом описывает себя самого, своих личных друзей, свое окружение, а затем уже общий ход мировой войны. Но в центре всегда стоит Масарик. Все совершается вокруг него. Старый чех, видимо, страдает манией величия. Некоторые места его книги годятся для юмористического журнала. Так, он пишет: [69]«Как курьез, упомяну, что царь прислал мне через Стефаника (летом 1916 года) очень дружеский поклон и просьбы продолжать мою политику и дальше». После первой, Февральской революции Масарик некоторое время выжидал для верности, – как это обычно делает всякий чересчур хитрый и в то же время трусливый человек; когда же он «был достаточно информирован, то послал 18 марта телеграмму Милюкову и Родзянко, в которой выражал свое удовлетворение переворотом». [70]

Вскоре затем он и сам поспешил в водоворот русской революции, чтобы принять участие, приложить и свою руку к развалу страны. Здесь Масарик роняет такую фразу: «Во время царского правительства я не спешил в Россию, – так как я знал предубеждение реакционных элементов против меня и союзников». [71]

А описывая свое долгое пребывание в течение 1915 и 1916 годов в Лондоне с массой подробностей, с упоминанием мелочей из своей частной жизни, со всеми встречами, – Масарик забывает упомянуть, что в апреле 1915 года им был представлен сэру Эдуарду Грею меморандум Independent Bohemia с приложением карты – Map of United States of Bohemia. В этом меморандуме сказано буквально следующее. [72]

«Для Богемии и для балканских славян самое существенное – это дружба России. Богемские политики считают, что Константинополь и проливы должны принадлежать только России. Богемия проектируется как монархическое государство; богемская республика находит защиту только у немногих радикальных политиков. Вопрос династии мог бы быть решен двумя способами. Или союзники могли бы дать одного из своих принцев, или могла бы быть заключена персональная уния между Богемией и Сербией. Русская династия, все равно в какой форме, была бы особенно популярна».

Итак, в 1915 году Масарик русофил, монархист, возлагает все надежды на «братьев русских», заискивает перед Россией и перед династией. А в 1917 году, после революции, он заявляет, что «он царизм и его неспособность давно разгадал и осудил». [73]Книга Масарика полна затаенной ненависти против России, против русских и всего русского; пренебрежение, хула и ложь на наше отечество брызжут почти с каждой страницы, точно ядовитая слюна змеи.

Чешским легионам в России и Сибири Масарик посвящает больше места, чем Бенеш. Он признает частично их грабежи, когда говорит следующее: [74]«Нам помог революционный развал России, так как мы часто снабжали себя из русских магазинов brevi manu». Местами дает Масарик и картину распущенности своей солдатни, упадка дисциплины, излишнего политиканства, сочувствия большевизму. Он и сам содействовал этому, потакая низким инстинктам толпы, чтобы приобрести среди нее популярность, эту тень авторитета. Но самого авторитета у него не было и быть не могло. Ибо на лжи никто еще и никогда авторитета напрочно не строил.

Послушаем, что пишет чех, отец всей их интриги, что он сообщает о своих «ребятах» в России и Сибири: [75]

«О так называемом анабазисе я собираюсь сказать лишь столько, сколько необходимо для уяснения и для дополнения моего настоящего отчета о нашей политической работе за границей.

Я (т. е. Масарик) находился в Японии, когда возникло роковое столкновение в Челябинске. Как мне было тогда донесено, уже позже, в Америку, в Челябинске 14 мая немецким военнопленным был ранен один из наших ребят, – и тотчас же немец был убит на месте. Большевики взяли сторону немецких и венгерских военнопленных, последовали дальнейшие события, кончившиеся занятием нашими войсками города. В конце мая наши части решили из Челябинска продолжать путь на Владивосток. 25 мая началась борьба, воинственный анабазис».

Последовали известия о занятии городов: Пензы, Самары, Казани и т. д. Это вызвало восхищение в Америке, где Масарик пустил в ход все средства, чтобы раздуть паруса. «Как всегда, поддерживали Масарика евреи, – пишет он, [76]– особенно в Америке рентировала себя Гильснериада». Так называет он свое выступление в 1899 году защитником в процессе одного еврейского рабочего, по имени Леопольд Гильзнер, обвиненного в убийстве девушки.