Елена Селестин - Тициан. Любовь небесная – земная

Франческо тогда смертельно обиделся и уехал к родителям. Тициану пришлось возиться с Алессандро, выхаживать его. Мальчик боялся засыпать, не спал много ночей и Тициан, это вымотало обоих. Но рок еще не насытился: месяца два спустя, каждый день из которых Тициан не прожил, а пытался привыкнуть к своей беде, его настиг новый удар. Джамбеллино и его сторонники в Большом Совете потребовали пересмотра решения Совета о главном художнике Венеции. Споры вокруг этого не были долгими. Авторитет Никколо Аурелио в тот момент пошатнулся, а сам Тициан был не в силах защищаться, да и не знал как. Совет рассмотрел жалобу Джованни Беллини и поддерживающих его сенаторов, и произошло небывалое: Тициана лишили должности главного художника, а Джованни Беллини вернули его законное звание. Тициана также обязали вернуть деньги, которые Республика успела выплатить ему в качестве ренты. Только благодаря заступничеству Контарини и Барбариго ему оставили мастерскую в Сан-Самуэле, чтобы он мог закончить работу над картинами Джорджоне. Процедура лишения должности была унизительной, но Тициан воспринимал ее отчужденно, оглушенный настоящей потерей – гибелью Виоланты. Таким был очередной урок наставника: Джамбеллино выставил ученика выскочкой и проходимцем. После такого унижения он не мог делать ничего, не мог думать ни о чем, кроме своего горя и своего позора. Не стало любимой, перестал чувствовать дар, лишился уверенности в своих способностях, правители Венеции отвернулись – таким был его скорбный список.

Единственный из нобилей, с кем он продолжал общаться, – Никколо Аурелио. Но тот сам попал в опалу, был смещен с поста секретаря Совета из-за своей роковой любви к вдове из Падуи. Вопрос о женитьбе Аурелио на Лауре Багаротто вскоре должен был решаться на заседании Большого Совета. Прошение об этом бывшим сенатором было подано, но предмет обсуждения считался весьма противоречивым, все же невеста – вдова предателя Республики и дочь предателя. В случае положительного рассмотрения прошения Аурелио обещал Тициану заказать ему картину к свадьбе. Но художник не был способен думать ни о чьей-либо свадьбе, ни о любви. Как можно надеяться на любовь в мире, где жизнь человеческая сгорает мгновенно?

Франческо вернулся из Кадора довольно быстро, нашел для них новую помощницу по хозяйству. Но отношения между братьями так и не наладились. Тициан чувствовал, что подошел к черному обрыву. Он теперь хорошо понимал, в каком состоянии люди решаются свести счеты с жизнью, бросившись в канал.

Однажды ночью он, никого не предупредив, исчез, взяв с собой лишь одну свернутую в трубку картину Дзордзи, другие картины друга он спрятал в тайнике. Тициан ступил на дорогу, ведущую в Тревизо. В его большой мастерской остались брат Франческо, помощница по хозяйству и малолетний Алессандро.

Эту дорогу Тициан знал, в отрочестве они с братом часто проходили часть пути домой пешком. Увидев крыши Тревизо, Тициан вдруг вспомнил о подлом Морто да Фельтре, который здесь одно время работал, и решил обойти городишко. До Азоло, по его расчетам, оставалось часа два пути. Пытаясь пройти по холмам, художник попал в заросли ежевики, он застревал в заросших канавах, падал в болотистые ямы, ожесточенно продирался сквозь препятствия, подняв свою ношу высоко над головой, будто переходил вброд большую воду. Ему казалось, что он герой старинной сказки, пробирающийся к заколдованному замку. «Из всего того, что произошло со мной за последние полгода, полезно для меня только одно: я избавился от страха, потеряв все, что было мне дорого», – понял он.

В Азоло он вошел вечером, на улицах городка уже не было жителей. Тициан помнил, что ему надо идти в Верхний замок, туда вела только одна дорога. У ворот замка солдаты лениво играли в трик-трак. Увидев оборванного, чумазого мужчину огромного роста, они потянулись за арбалетами. Тициан подошел к стражникам.

– Я пришел к Джулио Камилло Дельминио, – сказал он громко.

– Из Венеции, что ли? – отозвался солдат, выговор у него был странным для уха Тициана. – Оружие есть?

– А звать-то как?

– Тициан Вечеллио. Меня зовут Тициан Вечеллио из Кадора.

– Иди спроси его, что ли? – сказал один стражник другому.

– Почему я? – вяло отозвался тот, но поплелся за ворота.

Вскоре Тициан увидел Джулио Камилло, тот впустил его как ни в чем не бывало, будто они расстались накануне.

– Заходи, Тициан, – сказал Камилло, запирая дверь. – Я этих ослов внутрь не пускаю.

– Почему тебя караулят? – спросил Тициан и передал архитектору свою легкую ношу.

– Мне сейчас герцог Феррарский платит, он же и прислал головорезов, – Камилло принял свернутый холст, не удивившись. – Не обращай на них внимания.

– Герцог Феррарский? Альфонсо д’Эсте? – Тициан оглядывался. – Теперь он здесь хозяин, что ли?

Камилло вместо ответа взял его за руку и повел по лестнице в зал, держа холст под мышкой.

– А где ты ободрался так? На пузе, что ли, полз от самой Венеции? – поинтересовался Камилло. – Отдыхай. П-пойду подыщу тебе одежду.

Тициан остался один в мрачном зале. Помещение было большим, в нем художник заметил только грубо сколоченные столы и стулья. Окна не давали много света, кроме того, столетние деревья под окнами уже сейчас, в мае, закрывали проемы свежей зеленью. Пахло сыростью. Тициан, почувствовав тяжелую усталость, плюхнулся на стул перед окном.

– Вот чт-то я решил, – сообщил Камилло, возвращаясь с одеждой в руках. – Семь дней тебе не надо разговаривать. Еды на кухне – она вон там! – достаточно. Пока наденешь эту рясу. Не знаю, сможет ли кухарка твои тряпки починить, спросим. Г-гулять можешь вокруг замка. А п-ро этих, феррарских псов, – Камилло неопределенно махнул в сторону ворот, – забудь. Хозяин здесь только я!

Тициан не удивлялся ничему и не возражал. «Так отдают себя в руки правосудия», – думал он отстраненно.

– Вино мне не приносят, я п-пью только воду и отвары, – продолжал Камилло. – А есть можешь досыта, сейчас деньги у меня есть. Ты г-голоден?

Тициан не мог думать о еде.

– Спать будешь тоже на кухне, потому что я храплю бесподобно. Кухарка вечером уходит к себе в деревню, – говорил Камилло. – На заднем дворе у меня м-мастерская, ход туда как раз через кухню. Можешь смотреть, как я работаю, но семь дней м-молчи, чтобы не слышал тебя совсем.

Художник поплелся на кухню, у него не было сил даже осмотреться. Положив под голову рясу, он повалился в углу у закопченного камина. Когда завизжала старая служанка, утром споткнувшаяся об его ноги, Тициан не проснулся, только накрыл голову подолом рясы.

Во сне он часто бродил в этом месте, мог ориентироваться, только не мог вспомнить, как надо действовать. Пещера перед ним возникала часто, он чувствовал, что ему необходимо в нее попасть. А вот лестница, лестница Джамбеллино, по ней куда поднимаются? Виоланта хочет научиться петь. Значит, она спаслась? Он ведь так и знал, что спаслась.