Григол Абашидзе - Цотнэ, или падение и возвышение грузин

— Хочу постричься в монахи. Пойду в какой-нибудь глухой монастырь, куда не достигают мирская суета, зло и мерзость этого света. Неустанным постом и умертвлением плоти буду замаливать грехи. Быть может, господь простит меня.

— Постричься в монахи это ты хорошо придумал князь, но…

— Знаю, что скажешь. Скажешь, что преждевременно, что я ещё молод.

— Нет, князь. Чем раньше начинать служение господу, тем лучше. Если бы ты в отрочестве, в возрасте твоего сына вступил в монастырь, для господа это было бы ещё приятней, ибо господь больше прислушивается к невинным…

Мальчик чутко вслушивался в каждое слово. Он почувствовал, что последние слова наставника как бы отвечают голосу его сердца, смутно забрезжил ответ на мучительный вопрос, приоткрылся путь, вступив на который, можно обрести покой и отраду. Мальчик затаил дыхание, чтобы не пропустить ни одного слова, но волнение было сильным, затаённое дыхание не удалось задержать, и оно вырвалось шумным вздохом.

— Кажется, сынок простонал, — встрепенулся Шергил, всё время прислушивающийся к дыханию мальчика.

— Наверное, видит сон. Сны ребёнка чисты и невинны, — шёпотом объяснил Ивлиан. — Некоторым праведникам бог является во сне и внушает вступить на путь святости. Счастливый удел избранников! По внушению господа они с детства избирают путь чистоты, покидают дворцы и отвергают беспечную жизнь, дабы заслужить на том свете вечное блаженство и заступничеством своим облегчить нам наши грехи. Счастливы эти отроки. Печаль родителей, вызванная их уходом, скоро сменяется слезами радости, ибо они постигают высокий удел своих детей, отказавшихся от собственного счастья, чтобы молиться о счастье других, заботиться о чужих душах, а иногда, чтобы взойти ради людей на мученический крест и тем самым навсегда утвердиться около бога. Вступить на путь святости никогда не поздно, и в твоём возрасте многие славные и великие люди, выдающиеся правители и воины, шли в монастырь. Но на тебе, князь, лежит иная обязанность. Наследник княжества, будущий его властелин, пока ещё отрок. Ему пока нужен заботливый отец и воспитатель, который направил бы его способности и таланты на благо родины. Исполни, князь, этот долг, воспитай для трона великой Тамар и Христовой веры надёжного защитника. Когда Цотнэ возмужает и сможет управлять княжеством, ты уйдёшь из мира, если захочешь, и посвятишь себя заботам о спасении души.

Пастырь замолчал. Молчал и Шергил, уйдя в свои думы. Потом Ивлиан поглядел в окно.

— Уж полночь минула, — вставая и позёвывая заговорил он. — Утомил я тебя, князь, своей болтовнёй и не дал поспать.

— Твоя беседа, отче, была полезна. Постараюсь сердцем вникнуть в твои наставления, буду соблюдать заветы господа, исполнять свой долг.

Ивлиан осенил князя крёстным знамением, дал приложиться к своей руке, удалился.

Князь упал на колени, горячо молился перед сном и уснул с успокоенным сердцем.

Цотнэ, притворившийся спящим, внимательно прислушивался к беседе пастыря и отца. Многое для него было непонятно, но то, что он понял, принесло облегчение его взволнованной душе. Одишский князь думал об очищении от грехов и о вечной жизни, он стремился к встрече со своей маленькой дочерью. Постом и молитвой хотел Шергил Дадиани достичь этой желанной цели. А исполнение этой мечты, как понял Цотнэ, можно было ускорить, уйдя в монахи, удалившись в монастырь. Но свершению этого шага препятствовала забота о воспитании наследника. Если б не было Цотнэ, князь завтра же удалился бы в монастырь, отказавшись от этого бренного мира, от всяческой мирской суеты и обретая путь к вечной жизни. Оказывается, чем раньше праведники или грешники вступают на путь спасения, тем они угоднее богу. Оказывается, некоторые покидают богатство и роскошь, беспечную жизнь и приносят в жертву вере все свои настоящие и будущие жизненные радости, все блага жизни. Они оставляют себе только одну радость — радость смирения, радость душевного покоя, радость общения с богом. Так делают по внушению бога благополучные и счастливые отроки, не успевшие ещё сотворить на земле никакого зла. Тем более должен встать на этот путь наследник одишского князя отрок Цотнэ, потому что ложь, пусть и без злого умысла сорвавшаяся с его губ, сделалась причиной чужого несчастья. Оказывается, господь некоторым уже в детстве внушает встать на путь святости. Почему же Цотнэ не может стать одним из них? Почему молитвой и постом не искупить ему свой, пусть и невольный, грех? Ведь он готов положить голову за Христову веру, а если будет на то воля божья, то и понести муки. Господь благ и великодушен, и если Цотнэ искренне покается, если он очистится от грязи и скверны суетного мира, то он не оставит отрока своей милостью, не закроет ему путей к блаженству. Только нужно своевременно сделать этот решительный шаг.

Оказывается, уйти в монастырь и раскаяться в грехе— единственный путь, на котором можно найти спокойствие в этой жизни, освободиться от терзаний совести. Этот шаг будет вдвойне хорош, ибо он и отца освободит от забот по воспитанию сына, развяжет ему руки и даст возможность тоже вступить на путь спасения.

У Цотнэ было слабое здоровье, но развитый и впечатлительный ум. Мысль уйти в монастырь, запавшая ему в сердце, уже не давала покоя ни днём, ни ночью, всюду преследовала его. Постепенно зыбкая мечта, причина раздумий, превратилась в твёрдое решение. Он расспрашивал отца и священника, где какие есть монастыри, далеко ли они от княжеского дворца, чем прославила себя та или иная обитель.

Пока Шергил Дадиани не ослеп, ему было не до того, чтобы посещать затерянные в неприступных горах монастыри, беседовать с монахами о чудесах и читать их книги. Если не было войны, то время, остающееся от забот о княжестве, отдавалось пирам и охотам. Конечно, случалось, если охота затягивалась дотемна, заночевать в каком-нибудь монастыре. Но наутро, хорошо выспавшись, поблагодарив монахов за ночлег и гостеприимство и богато одарив их, князь бодро садился на коня и опять гонялся за сернами и турами. Его больше увлекали звуки охотничьего рога, лай и тявканье гончих, ему больше нравилось любоваться гордым туром, стоящим на высокой скале, нежели слушать бормотание древних старцев и глядеть на одетых в лохмотья отшельников.

Но, утратив зрение и потеряв дочь, князь приблизился к церкви. Покорившись судьбе и обретя душевное спокойствие в молитве, Шергил обратил свой внутренний взор на церкви и монастыри, богато одаривал их, и скоро это стало основной целью его жизни.

В Одишском княжестве было несметное количество храмов и разного рода монастырей. Большинство из них было разбросано в неприступных горах и ущельях. Сама дорога к ним была Шергилу неведома. Он даже и не слышал о спасающихся там монахах и настоятелях, о чудесах, приписываемых тамошним иконам. Поэтому трудно было удовлетворять любознательность сына, так что, когда Цотнэ спрашивал князя о прошлом какого-нибудь монастыря или о чудотворной иконе, то князь немедленно звал пастыря, обращался с этим вопросом к нему, и вместе с сыном они внимательно слушали рассказы о жизни тех церквей и храмов, где после молитв о благоденствии царя всея Грузии, поминали и князя Одиши, молили господа о счастии его семьи.