Григол Абашидзе - Цотнэ, или падение и возвышение грузин

Гости расположились в креслах.

— Теперь, находясь в Венеции, я узнал о вашем пребывании здесь и решил повидать вас, преподнести небольшие подарки: наше вино, шерстяные ткани, изделия из слоновой кости, ювелирные безделушки, привезённые нашими смелыми моряками из заморских стран.

— Не следовало беспокоиться, к чему это?

— Какое же беспокойство! Если бы я заранее знал о вашем здесь пребывании, тогда я не ограничился бы такими незначительными подарками.

Гость оказался словоохотливым. Заговорив об одном, перешёл на другое, упомянул про всё на свете, наконец вкрадчиво коснулся и главного:

— Если грузинский царь хочет купить корабли, то более дешёвых и лучшего качества ему нигде не достать, кроме как в Генуе. Узнайте здешнюю цену, а мы вам уступим значительно против неё. Сейчас у нас нет врага более злого, чем Венеция. Если вы надумаете строить порт или судостроительную верфь, мы и за это возьмёмся. Грузинскому князю надо знать, что Генуя не потерпит, чтобы Венеция закрепилась где-нибудь на Черноморском побережье. Мы их изгоняем из Крыма и ни под каким видом не потерпим проникновения на грузинский берег. Грузинский царь самовластен, он волен управлять принадлежащими ему сушей и морем, как он находит нужным. Я только хочу сказать, что мы не дадим Венеции ступить ногой в новые порты, мы изгоним её отовсюду, где она уже укрепилась.

Цотнэ воздержался от прямого ответа, не дал генуэзскому послу никаких заверений. Болончини заторопился, сказал, что его ждут неотложные дела, пожелал хозяину доброй ночи и стал прощаться.

— Я навещу вас ещё раз, когда вы закончите переговоры с дожем. А пока я посоветуюсь с правителями Генуи и, как знать, быть может, вы посетите нашу республику для заключения более выгодного договора.

— Посмотрим, господин посол. Время терпит. А я поступлю так, как прикажет мой государь.

Цотнэ преподнёс гостю ответные подарки, ещё раз заверил его в расположении грузин к генуэзской республике и дружески попрощался.

Только Цотнэ, готовясь ко сну, собрался раздеться, как в дверь постучали.

В комнату вошёл бледный, запыхавшийся Антиа.

— Прости меня, князь, что тревожу не вовремя.

— Что случилось? Садись, отдышись, выпей воды.

Антиа налил себе воды из хрустального кувшина.

— Я задержался на площади Святого Марка и стал свидетелем большого несчастья.

— Что за несчастье, Уча?

— Какого-то преступника оголили до пояса, усадили, связанного по рукам и ногам, в длинную лодку и раскалёнными клещами рвали у него мясо.

— Что ты говоришь!

— Истязуемый страшно стонал, плакал и кричал по-мегрельски. Звал на помощь.

— По-мегрельски?

— Да, господин, по-нашему кричал: «Нана, помоги!»

— Потом, потом что?

— Потом несчастного хотели посадить в клетку. Здесь такой обычай, оказывается, сажать преступников в деревянную клетку и выставлять для устрашения народа и для издевательств. Дают только воду и кусок хлеба, чтобы не умер с голоду. Когда беднягу тащили к клетке, он ещё жалобней кричал и причитал по-мегрельски. Душа у меня загорелась, я бросился и хотел отбить несчастного, но меня не подпустили. Чуть было и самого не связали. Что я мог сделать? Я взмолился перед хозяином истязуемого раба продать мне его за двойную цену. Он сначала и слышать не хотел, потом смягчился. Тогда я побежал к тебе, князь. Умоляю помочь. Наша же плоть и кровь… Пойдём выкупим… — Антиа опустился на пол и обнял колени князя.

— И просить не надо. Вставай, пойдём сейчас же…

Цотнэ поспешно оделся, схватил саблю, кинжал, и оба устремились к площади.

— Быстрее, чтобы не опоздать.

— Подождут. Я поклялся, что через час принесу обещанную плату. Может быть, это тот, что пел вчера?

— Может быть… Наверно, хозяин купил его на константинопольском базаре.

Добежали до площади Святого Марка. Хозяин раба-мегрельца ждал их, развалившись на скамье. При виде блестяще одетого иноземца, он смутился, поднялся на ноги, раскланялся.

— На какой цене вы сошлись? — спросил Цотнэ.

— Вам, наверное, доложили, — улыбаясь, отвечал венецианец.

Цотнэ вынул кошелёк и отсчитал золото. Бывший хозяин мегрельца пожелал им всего доброго.

— Ступайте с богом. Это сильный, выносливый мужчина и ещё долго будет служить вам. Только советую, если у вас есть жена или дочь, близко не подпускайте.

Избавленного от наказания мегрельца осторожно уложили на носилки и понесли к себе. Цотнэ приказал вызвать лекаря. Врач растёр истерзанное тело, наложил мази, и больной наконец уснул.

После полуночи он проснулся, недоверчиво обвёл взглядом сидевших у его постели незнакомых людей.

— Где я?

— Не бойся, ты у своих, — по-мегрельски ответил Цотнэ и ободрил больного: — Больше не бойся ничего. От твоего хозяина ты избавился, и теперь тебя никто не посмеет тронуть.

— Неужели я у своих, в Одиши?

— Ты правда у своих и ничего не бойся.

— А в клетку меня больше не посадят? — больной приподнялся и возбуждёнными глазами уставился на присутствующих.

— И в клетку не посадят и истязать не будут. Отныне ты слуга грузинского князя, и никто не смеет к тебе даже притронуться.

— Хвала господу! — вырвался вздох у несчастного, и он опустился на постель.

Антиа склонился над ним и спросил:

— Откуда ты, братец? Как ты сюда попал?

— Я одишец князя Шергила Дадиани… Моя мать была кормилицей княжеских детей, и я рос во дворце вместе с княжичами. Я был немного старше их, но мы целые дни проводили вместе, и обоих я любил больше самого себя. Потом в доме князя стряслось несчастье. Я решил утопиться с горя и бросился в реку. Проходившие мимо армянские караванщики спасли меня, взяли с собой. Я стал их собственностью, и они продали меня на константинопольском базаре. Купил меня бедный французский крестоносец, так что жили мы впроголодь. Потом он отправился воевать в Болгарию и меня взял с собой. Там я заболел какой-то заразной болезнью и едва спасся от смерти. Ослабевшего и исхудавшего француз продал меня за бесценок. Мой новый хозяин, венецианский купец, оказался добрым человеком, и я старался, как только мог, служить ему верой и правдой. Видя мою верность, он приблизил меня к себе. Мы так бы и состарились вместе, если бы между нами не встала его жена. Год назад хозяин привёл молодую жену и, не обвенчавшись, как это принято здесь, в Венеции, жил с ней. Это была уже третья его жена. Венецианские женщины от природы похотливы, и эта молодая женщина не удовлетворялась своим пожилым мужем. В этой проклятой Венеции не знают белья и ночью спят совершенно голыми. В бане мужчины и женщины раздеваются и моются вместе, не стесняясь друг друга. Вот жена хозяина и заметила меня, несчастного, в бане, прониклась ко мне вожделением. С тех пор от её приставаний не стало мне покоя. Изменять своему хозяину и позорить его я не хотел. Всячески, как только мог, избегал я блудницы, не оставался с ней один на один, убегал, как от зачумлённой. В последнее время она совершенно потеряла и стыд и совесть. Я увидел, что спасения мне нет, что всё это плохо кончится. И без того я мечтал как-нибудь возвратиться на родину, а теперь я только о том и думал, как бы бежать и любыми способами, любой ценой попасть в Грузию. Всё, что я сумел нажить за это время, обратил в золото и договорился с одним греческим купцом, чтобы тот доставил меня в Трапизон. Я заплатил ему вперёд и в назначенный день, когда собирался бежать, написал письмо для передачи хозяину. В письме я благодарил хозяина за всё, что он сделал для меня, и просил у него прощения.