Николай Задорнов - Война за океан. Том первый

Вчерашние рассказы Чихачева Гончаров слушал с интересом. На далеких берегах Сибири люди старались что-то сделать. Но от рассказов о всех этих подвигах в лесной и ледяной пустыне в то же время повеяло знакомой сухостью нашей жизни. Почувствовалось, как безмерно трудно сделать в России что-нибудь. Не лед, не пустыня страшны, а мертвенность бюрократической жизни, застой. Что смогут сделать участники нашей голодной экспедиции?

Почему у нас на Руси глухо, когда есть и умы и таланты?

Следовало бы многое честно описать, но это не для очерков путешествия. Писать надо так, чтобы ударить в самую сердцевину, обнаружить причину всех причин. Но для этого придется изображать не странности и заблуждения Путятина.

Многое, очень многое приходит на ум такое, что придется выразить не в очерках, а в ином, совсем ином сюжете. А пока Гончаров благодарен судьбе, что видит мир.

Эскадра идет бейдевинд, левый галс, восемь узлов. Видны берега Японии, сказочной, таинственной, закрытой для европейцев страны. Римский-Корсаков так мечтал побывать здесь. Заманчиво увидеть наконец Японию! Вот счастье!

Офицеры наверху рассматривают берег в трубы, переговариваются.

– Горы такие же, как и всюду!

– Господа, вот эта гора, слева, прямо как на японской гравюре! – восклицает краснощекий лейтенант Зеленой.

– Да, совсем неплохо бы арендовать тут порт! Стоять эскадре круглый год в подобном климате. Общество прелестных японок!
 – Ну, вы, барон, еще не видели ни одной японки! Раненько… – ворчит штурман Халезов.

Море светло-зеленое, иногда накатит волна в слабой пене, как искрящееся шампанское.

От берега навстречу эскадре пошли японские лодки.

На «Палладе» подняли сигнал.

На брам-стеньгах всех четырех судов эскадры сразу же взвились белые значки, на каждом красная надпись по-японски: «Русское судно».

Японские лодки приближались. Гребцы на них медно-красные от загара, совершенно голые, у каждого только узенькая повязка под пахом. Гребут стоя, ловко, в каждой лодке по шесть человек, седьмой на корме и правит и помогает грести. Одна из лодок подошла к фрегату, другая – к шхуне. Видно стало, в кормовой будке сидят какие-то японцы в серых халатах. Один из них встал и подал на длинной палке письмо. Матрос принял, голые японцы дружно затабанили веслами, лодка отошла. Матрос отдал письмо капитану. Офицеры столпились.

– О-о! Господа, по-французски письмо написано! – воскликнул Воин Андреевич. – Много вопросов. Прекрасный французский язык! Соблюдаются все правила дипломатии! – Он перевернул бумагу. – А вот те же вопросы по-английски! «Имя и флаг судна. Цель прибытия. Имя командира. Какой груз».

– А мы предполагали, что они говорят только по-голландски!

– Вот так японцы! Да это, господа, то же самое, что в любом из европейских портов! – воскликнул молодой инженер Зарубин.

Римский-Корсаков подумал, что это уж очень походило на готовность общаться с европейскими нациями. Кажется, наши представления о японцах и Японии не совсем верны. Он пожалел, что смотрел на палку, когда лодка подходила, а не заметил выражения лица у того, кто письмо подавал. Он читал вопросы дальше: «Нет ли спасенных от крушения японцев?» Это уж совсем замечательно. А говорят, они не принимают своих, спасенных иностранцами.

За фрегатом плыли японские шлюпки с медно-красными гребцами. За шхуной – тоже…

Ветер менялся. Эскадра лавировала, не входя в бухту. Путятин честно следовал своему плану – ничего не делать без согласия японских властей.

Под вечер к фрегату подошла большая лодка. С «Паллады» просигналили: «Прибыл чиновник с разрешением от губернатора войти в бухту».

Фрегат пошел вперед под всеми лиселями, там вызвали наверх музыкантов. Их трубы ярко сверкали в лучах склонившегося солнца. Оркестр грянул «Боже, царя храни».

На юте фрегата стоял адмирал, окруженный множеством своих офицеров.

На шхуне тихо. Машина не работает, идут под парусами.

– Посмотрите, господа, на острове нижняя батарея поставлена с соображением и со знанием дела, – заметил Римский-Корсаков, обращаясь к своим офицерам. – Она обстреляет суда на подходе – вдоль, а на проходе – поперек!

– На каждой по шести орудий! – заметил Чихачев.

– Несколько медных, тяжелого калибра, на корабельных станках, – отходя от острова, не отрываясь от подзорной трубы, говорил Воин Андреевич.

Эскадра прошла узость и острова, вошла в бухту среди гор. Суда отдали якоря.

– Воображаю, как адмирал торжествует, – говорил Римский-Корсаков, – получил чуть ли не приглашение от японцев – войти к ним в бухту! Явная победа!

Кругом масса японских лодок с живописными фигурами в ярких и серых одеждах, с голыми гребцами. Возвышенности берега отлично обработаны, как укрыты листьями зеленой бумаги разных оттенков, дальше – масса Садов… На обвалах берега почва красноватая, видно, глинистая. «Мы в Японии, она кругом нас, со всех сторон, явилась вдруг!»

«Вход в Нагасакский рейд легок, ибо нет нигде скрытых опасностей и везде берег приглуб, – наскоро записал в своем дневнике Римский-Корсаков, собираясь на фрегат. – Так что можно входить без особенных стараний о пеленгах и курсах, держа карту в руках, как бы гуляя по городу с планом».

Воин Андреевич отправился с рапортом на «Палладу», там множество японцев. Одних угощают, другие ходят по фрегату и все рассматривают.

Один рослый горбоносый японец шел и называл пушки:

– Карронада! Еще карронада!

«И не ошибется!» – подумал Воин Андреевич [2] Для этой сцены использован дневник В. А. Римского-Корсакова. (Прим. автора.) .

На другой день с раннего утра он со шхуны рассматривал цветущие берега, цепи лодок, перегородивших бухту, и батареи.

День прошел без толку. Японцы приезжали на фрегат, уезжали, опять являлись.

На третий день Воина Андреевича вызвали на фрегат. Туда явились чиновники от губернатора. Посьет вел переговоры с ними. Римский-Корсаков оказался нужен «для свиты».

Слушая переговоры, он сразу почувствовал, что японцы ведут дело ловко, никакого желания отвечать толком и по существу дела не имеют и что, несмотря на вежливость, готовы сопротивляться.

Посьет попросил прислать зелени и живности. Один из чиновников, вдыхая в себя воздух и кланяясь, ответил, что сначала надо решить дело о том письме, которое привезено из России для императора Японии.

– Но зачем же одно письмо, – сказал он, – везли на четырех судах?

«Срезал Посьета!» – подумал Римский-Корсаков.

День за днем приходилось ему являться на фрегат и присутствовать при переговорах.

«Сижу без дела! Японцы и на берег нас не пускают. Долго ли все это продлится? А Чихачев бесится, говорит, что промедление смерти подобно».