Валериан Торниус - Вольфганг Амадей. Моцарт

— Господин барон прикажет принести ещё один подсвечник?

— Нет-нет, не надо, — машет рукой Вальдштеттен. — Ты бы, Францль, подбросил ещё несколько щепок в огонь. Что-то меня сегодня знобит.

— Господину барону лучше бы лечь в постель.

— От этого мне здоровья не прибавится. Что, очень холодно на улице?

— Холод собачий, господин барон. Старики говорят, что такого холода в Вене не припомнят.

— Какая жалость, однако: мне никак не удаётся побывать на концерте Йозефа Гайдна [66] Гайдн Йозеф (1732—1809) — выдающийся австрийский композитор, представитель венской классической школы. с его оркестром. Говорят, он будет исполнять симфонию юного Моцарта.

— Концерт отменили, господин барон, тоже из-за холодов.

Вальдштеттен тем временем вскрывает письмо и видит подпись отправителя.

— О-о, вот он, солнечный луч в холодный зимний день! Представляешь, Францль, это письмо от графини Шлик.

— Будут у господина графа другие пожелания?

— Ты исполнил моё самое заветное, Францль! Чего мне ещё желать?

Слуга неслышно удаляется, а Вальдштеттен принимается жадно читать письмо:

«Мой дорогой барон фон Вальдштеттен! Мы с Вами редко обмениваемся письмами. Но когда мы — иногда раз в несколько месяцев — берёмся за перья, причиной тому внутреннее побуждение одного сообщить другому нечто важное.

В конце прошлого лета я писала Вам, что здоровье моего супруга оставляет желать много лучшего. Врачей оно очень заботило. Они настоятельно советовали нам с наступлением холодов отправиться из-за его больных лёгких в страну с более мягким климатом. Ну, супруга моего Вы знаете и понимаете, как трудно оторвать его от дел. Уговорам со стороны наших друзей и детей не было конца, пока он согласился.

Итак, с начала сентября мы в Сан-Ремо, и, должны признаться, чистый и мягкий воздух Ривьеры пошёл больному на пользу. Он, несомненно, посвежел, и с окончанием зимы, которая, несмотря на все пальмы и апельсиновые деревья, может быть малоприятной и в здешних краях, я рассчитываю вернуться на родину в уверенности, что он выздоровел окончательно.

В Зальцбурге, где я надеялась встретить вновь нашего Вольферля, я виделась только с матушкой Аннерль и Наннерль, совсем взрослой уже девушкой. От них я узнала о пребывании отца с сыном в Италии.

И мы, так сказать, поехали вслед за ними, и везде слышали самые добрые слова о синьоре Амадео, как его называют в Италии. Из Милана, где они пробыли довольно долго, Моцарты поехали через Парму, Болонью, Флоренцию и оказались наконец в Неаполе.

Приём в Неаполе был более прохладным — во Флоренции, для сравнения, сам эрцгерцог Леопольд водрузил на голову «маленького чудодея» лавровый венок, — хотя молодая королева Каролина, которая в своё время так неучтиво посмеялась над маленьким Вольферлем, когда тот поскользнулся на скользком паркете шенбруннского дворца, очень и очень хотела его послушать. Но её остолоп-супруг не был расположен дать Вольфгангу разрешение на концерт при дворе. Тем не менее Вольфганг остался очень доволен пребыванием в Неаполе, ибо познакомился с оперой-буффа в её колыбели, не говоря уже о милом знакомстве со знаменитой певицей де Амисис.

О Риме он предпочитает отмалчиваться. По его словам, пауков и скорпионов, о которых ходит столько страшных слухов, он здесь не видел, зато встречался со многими кардиналами; один из них, кардинал Паллавичини, и знаменитый коллекционер произведений искусств Альбани постоянно покровительствовали ему.

В Рим Моцарты приехали из Флоренции на Страстную неделю и получили полную возможность познакомиться на Страстной и Пасхальной неделях с праздничными богослужениями в соборе Святого Петра. Самое сильное впечатление на Вольферля произвело «Мизерере» Аллегри [67] Аллегри Грегорио (1582—1652) — итальянский композитор и выдающийся певец. Автор знаменитого «Мизерере» (1638) — церковного католического песнопения, получившего особенное признание. Его распространение было запрещено за пределами собора Святого Петра в Риме. Запрет нарушил 14-летний Моцарт, который, прослушав его один раз, записал музыку по памяти. , которое он, как потом признался мне под большим секретом, несмотря на запрет, записал дома по памяти. Ну, что Вы об этом скажете?!

Папа принял наших путешественников только во время их второго приезда в Рим. Вы себе представьте скромность Вольферля: о том, что Папа удостоил его орденом Золотой шпоры — дающем одновременно право на титул «кавалера», — он в письмах не проронил ни слова. Зато отца так и распирало от гордости. В этом отношении Леопольд Моцарт сильно отличается от сына, который внешним почестям придаёт куда меньшее значение. Так, именно от отца я впервые услышала, что Филармоническая академия Болоньи избрала Вольферля своим членом-композитором, оказав четырнадцатилетнему мальчику честь, которой удостаивались лишь знаменитые композиторы. Забавная деталь: по уставу академии её членом ни в коем случае не могли стать музыканты моложе девятнадцати лет...

Из моего письма Вы, дорогой друг, уже догадались, что свои сведения я черпала не только из посторонних источников — они у меня из первых рук. Да, я виделась с синьором Амадео, слышала его выступления и говорила с ним. Вышло это так: граф Фирмиан сказал мне, что Вольфгангу заказана опера и обещан высокий гонорар; опера эта будет поставлена во второй день рождественских праздников. Такого события я пропустить не могла и, сами понимаете, на премьере присутствовала.

Опера называется «Митридат, царь понтийский». Содержание её меня не вдохновило. Лучше бы они предложили молодому композитору задачу более благодарную, чем переложение на музыку этого текста, состоящего в основном из ревности, мщения, любви к родине, семейных раздоров, предательства и благородства. Опера перенасыщена ариями — дань количеству занятых в постановке певцов и певиц. И всё равно, изобретательность и выразительность арий и дуэтов вызывают восхищение, когда подумаешь, что автору оперы всего четырнадцать лет. Публика приняла их на «ура» и требовала повторения «да-капо» [68] Да-капо — сначала (ит.). почти каждого номера. Во всяком случае, представления «Митридата» прошли с огромным успехом, и юному Моцарту заказали написать ещё одну оперу — для карнавала 1773 года.

Конечно, наш Вольферль по-прежнему остаётся «picollo ragazzo» [69] Маленький мальчик (ит.). — по крайней мере внешне, но того «сладкого мальчика», которого венские дамы восемь лет назад едва не задушили в своих объятиях, нет и в помине. Само изменение его высокого мальчишеского сопрано в звучный, хотя временами ещё ломкий мужской тенор, завершившееся в Италии, говорит о том, что из детских штанишек он вырос. Но детская непосредственность так и рвётся из Вольфганга, стоит ему заговорить: она, по-моему, и есть неиссякаемый источник его души. Восхитительная наивность уступила место благоразумию во всём, что говорит; но Вольфгангу дано оживить любую беседу удачно вплетённой в неё шуткой. С какой теплотой и каким тактом вспоминал он о разных подробностях своего дебюта в Линце и о пребывании в нашем доме! Это так любезно с его стороны!