Фаина Гримберг - Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин

— Я знаю, он похитил мою невесту, дочь Мирзы Русвы, которого он убил!

Сын Дилавара Бахша потерял терпение:

— Ты никогда не отыщешь свою девчонку! Обойди хоть все дома разврата по всем городам Хундустана!..

Едва я услышал эти слова, кровь моя закипела. Я был вооружён кинжалом. Сын Дилавара Бахша не ждал такого моего поступка. Я приблизился к нему и вонзил кинжал в его грудь. Женщина завопила и бросилась на меня, пытаясь выцарапать мне глаза. Я отталкивал её, но она царапала мои щёки. В моей руке был кинжал, я не успел спрятать его в ножны. Я убил эту женщину нечаянно. И теперь я должен был непременно убить Дилавара Бахша, потому что знал: он отомстит мне. Я боялся за жизнь моих родителей. Но прежде всего я хотел узнать, где Дария. Я выбежал из ворот дома, где убил двух человек. Я бегал по улицам и спрашивал, где возможно отыскать Дилавара Бахша. Никто не мог сказать. Я вернулся домой. Увидев добрые лица моих родителей, я не решился открыть им, что сделался убийцей. Я до сих пор казню себя за то, что ничего не сказал им. Но тогда я думал лишь о том, как найти Дилавара Бахша и узнать о Дарии.

На другой день я вновь отправился на поиски. И снова ничего не узнал. А покамест меня не было дома, произошло страшное несчастье. Я воротился под вечер и ещё издали приметил дым и огонь. Это горел наш дом! Сбежались соседи и с трудом потушили пожар. Мой отец и моя мать превратились в обугленные мёртвые тела, обезглавленные тела; потому что головы их были отрублены саблей. Я догадался, кто это совершил. Дилавар Бахш!

Что мне оставалось делать? Я продал уцелевшее имущество, купил коней и хорошее оружие. Со мной оставались иные из наших работников и моя старая нянька, знавшая и любившая Дарию. Я нашёл убежище для всех нас и сделался разбойником. Отряд мой увеличивался и превратился в настоящее небольшое войско. Люди верили мне, верят и сейчас. А сам я порою задумываюсь бессонными ночами о своей судьбе. Я всё не могу понять, как это случилось, отчего я сделался разбойником, ведь я никогда не хотел разбойничать. Но, должно быть, великие боги лучше понимают наши тайные помыслы, самим нам неведомые. Ты, Юсуф, должен знать об этом так же, как и я. А Дилавара Бахша я не отыскал и до сих пор.

Офонас решил, что прежние рассказы, которые доверялись его ушам, оказывались куда более необычайными.

— Если твоё имя Хусейн Али, отчего же ты зовёшься Мубараком? Я этого не понял, господин мой.

— Я принял имя одного убитого друга...

Офонас почувствовал уныние в своей душе. Простота рассказа Мубарака напомнила тоскливую жизнь в Твери, где всегда могло произойти дурное или страшное и никогда — таинственное, чудное...

— Теперь мой черёд рассказывать, — начала Дария-биби. — В день убийства моего отца я сидела в саду нашего дома, наигрывая на тамбуре. Моего отца не было дома. Когда я оставалась одна, я часто задумывалась о Хусейне Али. Думает ли он обо мне? Я надеялась уговорить отца выдать меня замуж за Хусейна Али. Служанка позвала меня в дом. Дилавар Бахш ожидал меня. Я знала, что у него дела с моим отцом. Даже догадывалась, какие это дела. Я никогда не одобряла торговых дел моего отца. Когда я была совсем маленькой, я не понимала, в чём они состоят, но теперь я выросла и страдала душой, сознавая, каким дурным делом занимается мой отец. Он очень любил меня; но он мог быть и злым, и жестоким. Он разочаровался в людях после страшной смерти своей матери. Дилавара Бахша я, конечно же, ненавидела, но я не боялась его. Дилавар сказал, что мой отец у него в доме и хочет, чтобы я пришла. На этот раз я испугалась. Ведь этот Дилавар Бахш имел сына и уже говорил моему отцу, что надо бы выдать меня замуж за Файза, так звали сына Дилавара Бахша. Но сейчас я поверила, что отец и вправду зовёт меня.

Дилавар Бахш вывел меня на улицу и нанял паланкин. Я уселась и задёрнула занавеску. Дилавар Бахш пошёл пешком. Носильщики остановились у его дома, он встретил их у ворот и заплатил им. Затем провёл меня в комнату. Я спросила, где отец. Но Дилавар Бахш ничего не ответил мне, а бросился к двери и задвинул засов. Я было закричала, но он заткнул мне рот тряпкой и связал руки платком. Другим платком он завязал мне глаза. Охваченная ужасом, я молчала, даже не пыталась кричать. Я слышала звуки шагов. В комнату вошёл ещё человек. Кто-то из них схватил меня грубо на руки и понёс. В детстве я уже испытала участь пленницы. И теперь, как и тогда, я более всего боялась, что меня изнасилуют. Женщины, присматривавшие за мной, объяснили мне, что это такое, когда я была ещё совсем маленькой. Отец одобрил эти объяснения, потому что брал меня с собой в дальние поездки, где меня могли подстерегать разные опасности...

Я поняла, что меня вынесли наружу и положили на повозку. Должно быть, повозка была запряжена быками и двигалась очень быстро. Я невольно задрожала, и тотчас мои ноги принялись опутывать грубой верёвкой. Теперь я была связана по рукам и ногам.

Я почувствовала, что наступил вечер, потому что сделалось холодно. И ветер задувал порывистый. Я молилась про себя, выговаривая в уме слова молитв. Дилавар Бахш и его помощник говорили между собой. Слыша подобную беседу, любая девственница решилась бы умереть. Но я хотела жить и думала о своём спасении.

Помощник Дилавара Бахша хотел изнасиловать меня, но Дилавар Бахш не позволял ему.

— Я хотел взять её за своего сына, — сказал Дилавар Бахш, — но теперь, когда я прикончил её отца, зачем она мне! В её лице нет никакой красоты...

Так я узнала о гибели моего отца. Но я не смела плакать, боясь привлечь к себе излишнее внимание злодеев.

Повозка ехала долго. Стало очень холодно. Меня прикрыли попоной бычьей, я по-прежнему боялась заплакать. Но вот повозка остановилась. Дилавар Бахш сказал мне, что сейчас развяжет мне рот, но если я закричу, тотчас же убьёт меня. Я не могла отвечать ему. Он развязал узел платка. Я не кричала. Глаза мои по-прежнему оставались завязаны, и я ничего не видела. В рот мне впихнули горсть поджаренного гороха, затем дали попить воды из медной чашки. Слух мой изострился, и я услышала потрескивание костра. Значит, они решили сделать привал. И место, конечно же, выбрали пустынное. Я могла расслышать, как они переговариваются, сидя у костра поодаль от повозки. Они, кажется, поссорились, потому что голоса их зазвучали громко и злобно. Затем их голоса вновь обрели обычное звучание. Скоро меня положили на повозку, завязали рот и повезли дальше.

Везли меня, должно быть, дней десять. Злодеи выбрали кружной путь. Наконец меня вытащили из повозки и внесли куда-то под крышу. Мужские шаги ушли, и я заслышала женские шаги босых ног. Женские руки освободили меня. Мои руки и ноги затекли, в ушах шумело. Мне показалось, будто я ослепла, так темно было вокруг. Но глаза мои скоро привыкли к темноте, и я смутно различила женщину. Она протягивала мне тарелку. Я взяла тарелку, там оказался всё тот же горох, каким я питалась уже десять или более дней. Затем женщина дала мне пить. Я спросила её, где я, но она не ответила.