Фаина Гримберг - Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин
- Название:Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель
- Год:2003
- Город:Москва
- ISBN:5-17-017589-2, 5-271-05820-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Фаина Гримберг - Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин краткое содержание
В романе использован текст самого Никитина «Хожение за три моря», а также тексты современных ему восточных путешественников и хронистов XV века. Это позволяет читателям окунуться в атмосферу того далёкого времени: сказки и причудливой были, зачастую удивительно похожей на страшную и красивую сказку.
Семь песен русского чужеземца. Афанасий Никитин - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Ты говоришь истину! Иди туда, куда ведёт тебя путь твоей жизни. Я хочу подарить тебе новую одежду, и возьми от меня деньги, чтобы ты мог нанять слугу и двинуться далее по городам и землям Хундустана, а потом вернуться в свой город, в твой холодный город, где падают с неба холодного белые холодные пушинки, подобные пуху белой холодной птицы, и где тебя никто не ждёт...
Офонас простился с Хусейном Али — Мубараком и его супругой новобрачной, Дарией-биби. Офонас нанял слугу по имени Рашид, худощавого, очень темнокожего и лёгкого на ноги, юношу возрастом около восемнадцати лет, который хотел заработать денег для своей будущей свадьбы. Мубарак отдал приказ, и теперь караваны купцов следовали беспрепятственно через его владения. Стражники и дозорные брали небольшую пошлину, но смотрели строго, чтобы не проникли в самое сердце владений Мубарака лазутчики и возможные убийцы. Офонас-Юсуф подрядился ехать с одним таким караваном до Пали...
Дорога выдалась долгая, и вправду — почти восемь дней. Офонас ехал медленно, приноравливая конский шаг лёгкий к мерной поступи верблюдов и слонов. Караван охранялся надёжно. Дорога вилась, кружилась, подымалась в горы. Офонас переводил дыхание и приборматывал в такт конскому шагу и общему ходу каравана; приборматывал-припевал, глядя на путь горный. Всё кругом уже сделалось обычным, будто и не таким сказочным, как при Мубараке-разбойнике или при царевиче Микаиле... И теперь вся сказочность и дивность высказывались простыми словами Офонасовыми тихими:
— О, многоцветная, о, многоводная!
Пышнорастущая, любвеобильная,
О, плодоядная, странноприимная,
Красноцветущая, сладкодающая,
Матушка-Индия! Солнце моё!
Ты и весёлая, и хлебосольная,
И дружелюбная, и незлобивая,
Здравствуй, богатая, здравствуй, волшебная!
Сына тверитнего, сердцем открытого
К пышной груди своей нежно прижми.
Буду послушником мудрости сказочной,
Буду внимать, буду речи записывать,
Буду учиться, у правды заискивать,
Для благоденствия, благообразия
Вынесу доброе, сколько смогу.
Индия-матушка, дай мне премудрости,
Дай — научи меня свету душевному.
Радость внуши, заколдуй, добродеюшка,
Чтобы печали мне душу не мучили,
Сердце открой мне и правду не прячь.
Вместе с другими купцами, спутниками своими, Офонас останавливался на постоялых дворах. Хундустанские постоялые дворы глянулись ему куда более, нежели те караван-сараи, где ему прежде доводилось проживать. Истину сказала Дария-биби: служанки на постоялых дворах хундустанских подавали гостям еду и стелили постель. Это не так дорого обходилось. Женщины все были молоды, темны кожей и сладки телом. Кто назвал бы Офонаса в Твери ладным и пригожим? Разве что горюшка Настя; она, бедная, уж свыклась на вековечные веки со своим Офонькой; она, пожалуй, что и любила его всей своею душой пугливой, робеющей перед жизнью; а жизнь-то злая выдалась... Разве приоденется Офонас в праздник; вроде и ладный, а и то глядят, как на ворону, изукрашенную красными тряпицами... А здесь, на постоялых дворах Гундустана, женщины озаряли его душу огнём благодарных белозубых улыбок; ласковыми ладошками согревали исхудалое тело; сладко, истомно охватывали пальчиками малыми тайный уд; красными от бетеля ртами удерживали тайный уд чужеземца, сладкой слюной, будто шёлком, полоняли... Загорелый Офонас виделся им гарипом со светлой, белой кожей...
В Смоленске Офонас хотел писать всё как есть. Слова путались, русские, индийские, персидские... А зачем было писать всё как есть? Для кого, для чего, что толку? Но уже разохотился, и больно хотелось слова искать...
«В Индийской земле купцов поселяют на постоялых дворах. Варят гостям служанки, и постель стелят служанки, и спят с гостями. Сикиш илиресен душитель бересин, сикиш илимесь екъ житель берсен, достур аврат чектур, а сикиш муфут; а любят белых людей.
Зиме же у них ходит любо фота на гузне, а другая по плечем, а третья на голове; а князи и бояре толды на себя выздевают порткы, да сорочицу, да кафтан, да фота по плечем, да другою ся опояшет, а третьего голову увертит. А се оло, оло абрь, оло акъ, олло керем, олло рагим!»
Сколько подворий, караван-сараев, постоялых дворов перевидал Офонас-Юсуф в жизни своей! Персидские «завийя»; хундустанские «патхв-сала» — приюты странников и «дхарма-сала» — дома благочестия... На постоялых дворах, содержавшихся приверженцами Мухаммадовой веры, три первых дня кормили гостя без платы... А постелила тебе служанка-рабыня постель, заплатишь один шитель — медную монету владений делийского султана. А ежели у тебя с женщиной — тесная близость, заплатишь два шителя. А видел Офонас-Юсуф, как проживали купцы с жонками по законам «мута» — временного брака, и вовсе даром, без всякой платы, потому что ведь жене-то не платят!..
Он подумал, поскрёб нервически голову, зудящую кожу под волосами... Уж писал об одежде хундустанцев? Не писал? Решил оставить как есть. Невольно произнёс вслух молитву, повторил:
— А се оло, оло абрь, оло акъ, олло керем, олло рагим! — О Боже, Боже великий, Боже истинный, Боже благий, Бог милосердный!..
Офонас припоминал монастырское учение. Писать ведь следовало вовсе не то, что происходило с тобою на деле; писать следовало, как должно, как положено было писать по всем порядкам. А положено было словеса плести, как плели в описаниях своих паломнических странствий Стефан Новгородец да дьякон Зосима [116] ...Стефан Новгородец да дьякон Зосима... — русские паломники XIV века.
; и читывал писания обоих Офонас... Напряг память, описание Царьграда встало перед глазами, встало словами. Писал Стефан Новгородец про Царьград, про великое кумирное изображение Устинияна, императора великого, Юстиниана... [117] …императора великого, Юстиниана... — Византийский император Юстиниан I Великий (527-565).
«Тут стоит столб чуден вельми, а по верху стоит Устиниан велик на коне, велми чуден, аки жив, в доспесе одеян срацинском, грозно видети его, а в руке держит яблоко злато велико, а на яблоце крест, в правую руку от себя простре буйно на Срацинску землю к Иерусалиму».
Офонас о себе ведает, что писания его совсем не таковы, каковы надобно писать; не таковы... И не то чтобы просты больно, а пишет Офонас не как должно...
«...А месяць светит, и царь нас видел, и татарове нам кликали: «Качьма, не бегайте!» А мы того не слыхали ничего, а бежали есмя парусом... А нас отпустили голыми головами за море... И пришли есмя в Дербент, заплакавши. А мы поехали к ширъванше... И он нам не дал ничего... И мы, заплакав, да разошлись кои куды... И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги... А мужики и жонки все наги, а все черны. Яз куды хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку... Пути не знаю, иже камо пойду из Гундустана... А жити в Гундустани, ино вся собина исхарчити, занеже у них всё дорого: один есми человек, ино по полутретью алтына на харчю идёт, и вина есми не пивал, ни сыты... Хлам мой весь к себе възнесли на гору, да обыскали всё — что мелочь добренькая, ини выграбили всё...»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: