Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Держава

— Что ж, ваше мнение совпадает с мнением Политбюро, а маршал Кулик пусть остается при своем мнении. Что касается переброски наших войск в сторону границы, то делать это надо крайне осторожно, чтобы у Гитлера не создалось впечатления, что мы хотим ударить ему в спину. Вы не должны при этом забывать о резервах и о возможном, одновременно с Германией, нападении на нас Японии. Впрочем, Гитлер не такой дурак, чтобы не понимать, что СССР — это не Франция, не Англия и вся Европа, вместе взятые. — Глянул вприщур на Жукова: — В этом я с вами совершенно согласен, товарищ Жюков. Между тем некоторые военные рассчитывают на наши бесконечные пространства. Мы считаем такие расчеты занятием непозволительным. Вызывает у меня сомнение и ваша надежда на активную оборону. Что же, мы так и будем сидеть и ждать, когда немцы на нас нападут? Мы полагаем, что упреждающий удар и широкое наступление на противника, который не имеет подготовленной обороны, дал бы значительные преимущества Красной армии. Насколько мне известно, у Генштаба имеются планы такого удара. Или у вас другое мнение на этот счет?

— Никак нет, товарищ Сталин. Во-первых, мы не рассчитываем на наши пространства. Мы рассчитываем на нашу Красную армию. Во-вторых, планы на упреждающий удар постоянно корректируются в зависимости от меняющейся обстановки. В-третьих, мы проводим реорганизацию Красной армии, имея в виду как возможность упреждающего удара, так и активной обороны в том случае, если вероятный противник сумеет нанести удар первым. А такой возможности исключать нельзя. Но я должен сказать, что наши приграничные войска, дислокация которых становится все более известной немцам в результате разведывательных полетов их авиации, не имеют необходимого количества вооружения и боеприпасов, особенно снарядов и авиабомб, как на случай наступательных действий с нашей стороны, так и со стороны противника. Случись война, все это придется подвозить из тыла, а пропускная способность наших железных дорог…

— Вы можете не рассказывать мне о пропускной способности наших железных дорог, товарищ Жюков! — перебил начальника Генштаба Сталин, не скрывая своего раздражения. — Не забывайте, в каком состоянии достались нам железные дороги от царской власти. Не забывайте также, что первый отечественный автомобиль мы выпустили лишь в двадцать четвертом году, а сегодня можем выпускать реактивную артиллерию, танки КВ и Т-34, истребители Як-1 и Лагг-3, штурмовик Ил-1 и другую технику. Мы свою военную промышленность создавали практически заново, и объемы этой промышленности еще не соответствуют нашим потребностям. Именно отсюда проистекает наша главная задача на то, чтобы оттянуть начало войны с Гитлеровской Германией хотя бы на год. Еще лучше — на два-три. Но в ваших оговорках, товарищ Жюков, явно сквозит противоречие с вашей же уверенностью. Как это понимать?

— Это надо понимать так, товарищ Сталин, что мы вполне можем успеть подготовиться к любой неожиданности, если начнем прямо сейчас. То есть подтянем к границе войска, создадим плотную оборону, насытим войска техникой и боеприпасами.

Сталин помолчал, попыхал трубкой и с усмешкой:

— И это на виду у немцев… Или вы рассчитываете, что Гитлер ничего об этом не узнает? Что, по-вашему, подумает он в таком случае? Он подумает, что мы хотим ударить ему в спину.

Ни Жуков, ни Тимошенко не проронили на это ни слова.

— Молчите? То-то же, — с удовлетворением заметил Сталин. — А ваши должности предполагают, что вы должны видеть дальше своего носа…

Жуков было дернулся возразить, но Тимошенко дернул его за рукав, и тот промолчал, лишь переступил с ноги на ногу.

— Что касается боеприпасов… — продолжил Сталин. — Подготовьте директиву на размещение дополнительных баз складирования поближе к границе. И еще… — Долго ходил вдоль стола, окутываясь дымом, затем продолжил: — И еще я хотел заметить, что Гитлеру не мешало бы знать о наших реальных возможностях. Создается впечатление, что он их не знает, поэтому с такой уверенностью строит свои планы относительно СССР… Если, разумеется, эти планы существуют на самом деле. Если они не выдуманы нашими недругами, желающими стравить нас с Германией. Что касается дислокации наших войск в районе границы и немецкой разведки… Пусть летают, пусть разведывают. Приграничная зона — это еще не всё. К тому же мы сумеем изменить дислокацию наших частей, когда это потребуется. И подтянуть резервы. Но это не значит, что сбивать их разведчиков не надо. Сбивайте, но так, чтобы они падали на нашей территории.

На какое-то время в кабинете повисла плотная тишина, не нарушаемая даже шагами Сталина. Тимошенко и Жуков стоя следили за медленно перемещающейся по кабинету фигурой генсека, поворачивая обритые головы, как подсолнухи вслед за солнцем.

— И еще, — наконец нарушил тишину Сталин, останавливаясь напротив военных и переводя взгляд табачных глаз с одного на другого. — Политбюро очень беспокоит низкая дисциплина в Красной армии. По данным самого Генштаба за прошлый год в армии произошло почти четыре тысячи чрезвычайных происшествий. При этом ранение получили поле семи тысяч красноармейцев и командиров, погибло три тысячи человек. Мы лишились целой дивизии. А в первом квартале этого года мы имеем уже около пяти тысяч чрезвычайных происшествий. Похоже, что наши командиры введение офицерских званий восприняли так, точно им всем присвоили вместе с ними и звания дворянские. Мне известно, что многие офицеры пьют, красноармейцы ходят в самоволки, караульная служба ведется из рук вон плохо, среди интендантов процветает воровство. Доходит до того, что в некоторых гарнизонах красноармейцев кормят по заниженным нормам. Более того, имели место дуэли между командирами из-за баб. Мы что — возвращаемся к купринским временам? Или нашим командирам нечем себя занять? Вы что, мать вашу…! — Сталин вдруг грязно выругался, глаза его вспыхнули отраженным светом ламп, лицо закаменело и побледнело, голос налился гневной хрипотой. — Совсем охренели? Да разве с такой армией можно воевать с немцами? Вы что себе думаете? Или деньги, на которые вас содержат, даются нам просто так? В округах бардак, а вы… С финнами едва справились, а туда же!

Он задохнулся гневом, бросил трубку на стол, она заскользила по зеленому сукну, налетела на раскрытую книгу, перевернулась и легла поперек страниц, рассыпав на них пепел и крошки табака. Было слышно, как Сталин дышит — тяжело и часто.

Маршал и генерал, оба красные, торчали каменными истуканами, вперив взор в противоположную стену.

Сталин отвернулся от них, прошел на свое место за рабочим столом, тяжело опустился в кресло. Заговорил спокойно, но в каждом слове чувствовалась сдерживаемая ярость: