Гуго Вормсбехер - Наш двор

Арно соглашается с ними. Мы тоже радуемся — мы не будем оставаться весь день одни, а будем играть с другими ребятами. Мы будем играть в жмурки и в пять камешков и пуговицы на нитке крутить, так что аж гудит.

Мы собираемся, подпираем дверь палкой и идем все к Роберту — его домик самый большой.

Хлеб мы весь съели, а мама все еще не пришла.

Я хотел, чтобы мы его съели побыстрее, ведь мама сказала, что вернется, как только мы хлеб съедим. Но Арно сказал, что мама велела разделить его на четыре дня. Если мы не послушаемся маму, она может не вернуться.

Мы ели хлеб четыре дня, но мама все равно не вернулась.

Есть у нас больше нечего. У Роберта и Артура тоже. Сегодня мы еще ничего не ели. Арно, Роберт и Артур ушли куда-то утром. Мы все семеро залезли на печь. Нам сказали, чтобы мы в обед поспали, тогда нам не захочется есть. Мы поспали и теперь рассказываем друг другу, кто что видел во сне. Все видели один сон: вернулась мама и принесла с собой хлеба. Все уже рассказали свой сон. Отто и Эльза, которые меньше меня, стали плакать. Мы тоже начинаем потихоньку плакать. Мама говорила, что если у человека горе и он поплачет, то станет легче. И правда, когда мы поплакали, нам уже не так хочется есть. Мы начинаем играть в жмурки.

Когда начинает темнеть, приходят Арно, Роберт и Артур. Они приносят картошки. Сегодня мы ничего еще не ели, поэтому для каждого кладут в кастрюлю по две картошины.

После ужина каждый говорит:

— Спасибо тебе, господи, за хлеб наш насущный. Аминь.

Роберт говорит, что сегодня надо поблагодарить и председателя. Это он повел их к себе домой, слазил в подпол и дал им ведро картошки. Мы хором говорим:

— Спасибо тебе, председатель, за хлеб наш насущный. Аминь.

Еще через два дня ночью кто-то стучит к нам. Роберт подходит к двери, Арно и Артур берут свои топорики, с которыми они ходят в лес, и становятся рядом. Мы все проснулись и смотрим на них. Нам страшно.

— Кто там? — спрашивает Роберт.

— Роберт, это ты? — слышно из-за двери.

— Я.

— А мои здесь?

— А кто это?

— Мама Арно. Открой скорей.

— Ма-ма! — кричим мы с Марийкой и бежим к двери. — Ма-ма!

Остальные, наверно, думают, что их мамы тоже пришли. Они тоже вскакивают и кричат:

— Ма-ма!

Дверь открывается. Входит наша мама. Сначала мы не узнаем ее — она одета во все чужое. Она заходит и опускается на пол. Я кидаюсь к ней на шею — моя мама пришла! Я целую ее холодные щеки, нос, губы. Марийка хочет меня оттолкнуть, но я вцепился в мамин платок и не пускаю ее.

— А наша мама где? — спрашивает вдруг Эльза.

Я отпускаю маму. Все стоят вокруг нас, смотрят на маму и молчат.

— Она еще не пришла, — говорит мама. — Она потом придет.

— Когда? — спрашивает опять Эльза.

— Скоро, Эльзочка, скоро.

— А наша мама придет? — спрашивает Отто.

— Придет. Только не сегодня.

— Завтра?

— Нет, наверно, немножко позже… Сынок, — говорит мама Арно, — разденьте меня и принесите снегу. Я, кажется, вся обморозилась.

Арно быстро снимает с мамы старый чужой платок, расстегивает всю в заплатках телогрейку, стягивает дырявые тети Идины валенки, какие-то портянки.

— Ма-ам! — говорит он. — У тебя же ноги совсем белые!

— Да, сынок, — говорит мама. — Давай скорей снегу.

Пришла Володина бабушка Луиза. Пришли и другие бабушки. Они расспрашивают маму. Мама рассказывает, что комиссия началась только через три дня, и было очень много народу, и им пришлось долго ждать, пока их посмотрят. В последний день она молилась и обещала Богу, что если он сделает так, что она не пройдет комиссию, то в тот же день пойдет домой пешком. И вот она не прошла комиссию. "Куда ж ты такая, милая", — сказал ей врач. Мама отдала тетям, у кого было похуже, все свое, взяла их одежду и пошла. Был уже вечер, ее уговаривали: не ходи, ночь скоро, мороз вон какой, да и волки. Но мама пошла — она ведь обещала Богу, а слово надо держать. И всю дорогу опять молилась, чтобы волки не напали. И вот дошла, все хорошо. Только вот ноги немного…

Ноги у мамы начали чернеть. Внизу они черные, вверху белые. Между черным и белым красная полоска. Полоска каждый день поднимается выше. Мама все время лежит. Вчера приходил председатель. Он посмотрел мамины ноги и начал ругать ее:

— Да ты, Петровна, маленькая, что ли? Почему не позвала меня сразу? Ведь давно надо было в больницу…

Дедушка, который возил маму в район, пришел к нам опять. Он повезет маму в больницу. Там ей вылечат ножки, и она приедет.

Бабушка Луиза и бабушка дедушки Семеныча одевают и укутывают маму. Потом все вместе переносят ее на сани. Мы провожаем маму. Мы не плачем — мама скоро вернется.

Мамы уже давно-давно нет. Я гуляю по улице. На улице хорошо. Много снегу и не холодно.

На дороге разговаривают две тети. Я прохожу мимо.

— …И что не согласилась, — говорит одна.

— Да, может, так и лучше, — говорит другая. — Что ж без ног-то за жизнь.

— Здравствуйте, тети, — здороваюсь я.

— Здравствуй, милый. — Одна тетя наклоняется ко мне, берет меня на руки и целует.

— Не надо, — хочу я опять на землю. — Я уже большой.

— Ах ты сердешный, — говорит тетя. — Ну иди, иди. — Она еще раз целует меня в щеку и опускает на землю.

— Мамы долго нет, — хочется мне поговорить с тетями. — Я скучаю.

— Конечно, миленький, конечно. — Одна тетя вытирает слезы. Наверно, она расстроилась, что я скучаю по маме. Мне жалко тетю. Я ее успокаиваю:

— Ну ничего. Она скоро приедет. Вот только ножки ей вылечат, — говорю я, как мне говорил Арно.

— Правильно, миленький, правильно. Ты молодец.

Я иду дальше. Я рад — я молодец.

В районе есть большой дом. Там живут только дети. Детей там много-много. Они играют там разными игрушками. Игрушек там тоже много-много. А еще там кормят три раза в день. И суп дают, и кашу, и хлеб. В этом доме хорошо.

Дедушка Семеныч везет нас в этот дом. Он сидит впереди в санях. Рядом с ним сидит Отто. Он самый маленький. Потом Эльза. Потом я. А сзади Марийка — чтобы я не выпал.

Напротив нас сидят тоже четверо. И один мальчик посредине. Мы едем пока без Арно. Арно потом приедет — он обещал. И будет жить с нами.

Мы уже долго едем. Выехали, как только светать начало, а теперь уже, наверно, обед. Мы опять замерзли. Дедушка Семеныч останавливает лошадь.

— А ну-ка, пробежимся, — говорит он.

Мы вылезаем из саней. Дедушка Семеныч тоже вылезает и идет рядом с санями. Он быстро уходит вперед, потом кричит:

— Догоня-ай! Шевели ногами!

Мы бежим по дороге. Если бежать, то становится тепло. Мы бежим, падаем, встаем и снова бежим. Последними подбегаем к саням мы с Отто. Теперь нам тепло, и мы опять садимся в сани.

Мы выезжаем из леса. Начинается большая-большая деревня. Домов здесь много-много, и людей тоже много. Это, наверно, уже район.