Бернард Корнуэлл - Азенкур

– Прикинься мертвым, Жюль.

Другого способа отвратить расправу не было: без оружия никого не защитишь. Ланферель поспешил на поиски сэра Джона: тот сумеет оградить его от лучников, а если командующего найти не удастся – можно попробовать добежать до Трамкурского леса и спрятаться в гуще боярышника.

Французы пытались защищаться, но оружия у пленных не было, и лучники, легко переступая по грязи, валили их алебардами хладнокровно и сноровисто. Кто-то из пленников попытался добраться до английских коней – около тысячи стояло под седлами на южном краю поля, – однако пажи, приставленные стеречь скакунов, вскочили верхом и отогнали беглецов туда, где шла резня. На поле царила паника, лилась кровь, слышались крики – одних убивали, других тут же подгоняли к месту бойни. Со всех сторон стекались все новые лучники, пленные пускались бежать через вязкую грязь в поисках спасения, но спасения не было.

Не было его и для Ланфереля. Он сумел добраться до правого фланга английского строя, где у края леса уже занялся огнем домик егеря, из гущи пламени и дыма неслись вопли гибнущих. Лучники, поджегшие дом, при виде Ланфереля кинулись за ним, и он свернул к северу, но между ним и знаменами сэра Джона, развевающимися над строем, оказался еще отряд стрелков. К огромному своему облегчению, Ланферель узнал высокую фигуру и смуглое лицо Николаса Хука.

– Хук! – крикнул он. Лучник не услышал. – Мелисанда!

Ланферель надеялся, что имя дочери перекроет визг и вопли. Вновь зазвучали трубы, собирая англичан под знамена.

– Хук! – отчаянно взревел Ланферель.

– Зачем тебе Хук? – спросил кто-то рядом, и Ланферель, обернувшись, увидел четверых стрелков. – Ты его знаешь? – продолжал высокий тощий лучник с длинным подбородком, держащий в руке окровавленную алебарду.

Ланферель попятился.

– Отвечать будешь? – настаивал лучник, ступая вслед за Ланферелем и ухмыляясь при виде его испуга. – Ты, поди, из богатых? Коль так – оставим жить. Если очень-очень богат.

Лучник полоснул алебардой по ногам француза, рассчитывая прорубить колено и повалить врага, однако тот успел отступить на шаг и не споткнуться в грязи; клинок его не задел.

– Я богат, – без особой надежды признался Ланферель, пытаясь стать поустойчивее. – Очень богат.

– Да он знает английский! – сообщил стрелок спутникам. – Богатый, да еще и говорит по-нашему.

Он выбросил вперед алебарду, копейное жало ударило в набедренник, но сталь выдержала, наконечник лишь скользнул по бедру.

– Так зачем ты звал Хука? – спросил стрелок, отводя оружие для следующего удара.

Ланферель примирительно поднял руки:

– Я его пленник.

Высокий стрелок захихикал:

– Наш Ник? Добыл богатенького пленника? Нет, так не пойдет!

Он нацелил алебарду в грудь Ланферелю, и тот сделал шаг назад, вновь умудрившись не оступиться. Он беспомощно огляделся вокруг в надежде подхватить с земли чье-нибудь оружие. Англичанин, заметив страх на его лице, откровенно ухмыльнулся. Стеганая куртка, надетая на лучнике поверх кольчуги, в нескольких местах была рассечена клинком, так что шерстяная набивка свисала наружу окровавленными клочьями. Красный крест святого Георгия полинял от дождя, отчего налатник с изображением солнца и звезд казался кроваво-красным.

– Незачем Нику Хуку богатеть! – рявкнул лучник и замахнулся алебардой, чтобы опустить ее на незащищенную голову Ланфереля.

И в этот миг француз увидел меч. Короткий, дешевый, неуклюжий меч перевернулся в воздухе. На мгновение Ланферелю показалось, что оружие нацелено в него. И вдруг он понял, что меч брошен ему в подмогу. Клинок, описав круг, перелетел через плечо стрелка, и Ланферель, дотянувшись, успел схватить рукоять. Лезвие алебарды, движимой недюжинной силой лучника, уже устремилось вниз, Ланферелю не оставалось времени отбить удар – он метнулся вперед, уходя из-под топора, и всем весом тела, облаченного в латы, ударил стрелка в грудь, опрокидывая его назад. Древко алебарды стукнуло француза по левой руке, занесенный меч Ланфереля резанул по мешку со стрелами на боку англичанина. Кто-то из остальных стрелков нацелился во врага алебардой, но Ланферель отбил удар и с обычной своей стремительностью полоснул мечом по лицу высокого лучника. Тот отлетел в сторону с окровавленным носом и рассеченной щекой, и Ланферель вновь отступил, нацелив клинок на противника.

Теперь перед французом стояли трое. У двоих, правда, не хватало духу драться, так что оставался один – высокий. Оглянувшись, стрелок увидел приближающегося Хука.

– Мерзавец! – рявкнул он Нику. – Ты дал ему меч!

– Он мой пленник, – ответил тот.

– Король приказал пленных убить!

– Так убей его, Том, – кивнул Хук, явно получая удовольствие от происходящего. – Убей!

Том Перрил, повернувшись обратно к французу, увидел бешенство в глазах Ланфереля, припомнил стремительность, с которой тот отводил удары, и опустил алебарду.

– Убей его сам, Хук, – осклабился он.

– Мессир, – обернулся Хук к Ланферелю, – этому человеку обещали денег, если он изнасилует вашу дочь. Он своего не добился. Но пока он жив, Мелисанде грозит опасность.

– Тогда убей его, – предложил Ланферель.

– Нельзя, я дал обет Богу.

– Зато я не давал никаких обетов. – Ланферель махнул мечом перед носом Тома Перрила, вынуждая лучника отступить.

Перрил испуганно уставился на Хука, не скрывая удивления, затем перевел взгляд на француза. Тот улыбался. Слабый дешевый меч в его руке не шел ни в какое сравнение с алебардой, зато любой боец позавидовал бы той беспечной уверенности, с которой Ланферель шагнул к англичанину.

– Убейте его! – заорал Перрил своим подручным, но те не сдвинулись с места, и Перрил отчаянно взмахнул алебардой, целя Ланферелю в живот.

Француз легко и небрежно отвел удар, затем поднял меч и сделал единственный выпад.

Клинок вонзился Перрилу в глотку, хлынула кровь. По языку, медленно вывалившемуся изо рта, густо заструился поток крови, проливаясь на меч и пятная руку Ланфереля, не защищенную боевой перчаткой. На миг двое застыли недвижно, затем Перрил, не сводя глаз с убийцы, осел на землю, и Ланферель, выдернув меч, перебросил его Хуку.

– Довольно! Довольно! – Вдоль английского войска, оглашая приказ, скакал латник в одежде с королевским гербом. – Прекратите убивать! Остановитесь! Довольно!

Хук, бредя обратно к строю, поднял взгляд к серым тучам над пашней Азенкура.

Перед английской армией простиралось поле, усыпанное телами убитых и раненых. Трупов было явно больше, чем всех воинов Генриха перед сегодняшней бойней. Изуродованные и окровавленные тела в доспехах лежали бесчисленными грудами – растоптанные, истерзанные, смятые. Люди и кони, брошенное оружие, поверженные флаги, погибшие надежды. Поле, засеянное озимой пшеницей, принесло кровавую жатву.