Евгений Единак - Реквием

Солнце садилось за горизонт. Быстро темнело. На западе еще угадывалась полоса бирюзы над стремительно темнеющим багрянцем, а на востоке небосклон уже был задернут быстро сгущающейся темной синевой, переходящей у горизонта в широкую черную полосу.

Никита смотрел на сливающиеся с глиной контуры немецкого солдата. Выделялся только светлый овал лица. Неожиданно для себя махнул рукой в сторону запада и громко прошептал:

— Уходи, быстрее!

Он мучительно вспоминал перевод этих слов на немецкий язык, но в памяти образовался глубокий провал. Эти и другие слова он не раз повторял, просматривая во взводе русско-немецкий военный разговорник. Сейчас, чем старательнее он пытался вспомнить, тем больше чувствовал, что эти слова провалились куда-то безнадежно глубоко от поверхности его сознания.

— Уходи! Уходи к черту!

Рукой он снова показал на запад.

Немец, кажется, понял его. Он уже полз наверх по западному скату воронки, оглядываясь на странного русского, который по всем канонам военных действий должен был его застрелить, как только он свалился к нему в воронку. А он одел ему на голову красноармейскую каску!

У края воронки немец повернулся к Никите. Показывая рукой на запад, потом на «шмайсер», направил свой указательный палец себе в лоб. Никита понял, что за возвращение без оружия, немцу грозит расстрел. Никита, отсоединив прямой длинный рожок, выщелкнул на глину шесть куцых патронов. Проверил затвор, соединил рожок, после чего бросил автомат за край воронки.

Немец сунул руку в боковой карман, где были галеты, и вытащил небольшой пистолет, контур которого четко выделялся на фоне заката. Никита понял, что погиб. Чтобы схватить свой автомат, ему необходимо хотя бы на секунду отвлечься от немца. Неожиданно немец бросил пистолет так, что Никита, несмотря на сгущающуюся темень, схватил его на лету.

— Andenken (на память).

Силуэт немца исчез мгновенно.

Никита забрал документы погибшего и, закинув автоматы за спину, ползком выбрался из воронки. Катушка с проводом лежала в трех-четырех метрах от воронки. Начав сматывать, Никита намотал на катушку не более пяти метров. Провод был перебит, словно срезан. Скорее всего, осколком.

Потягивая катушку за скобу, Никита прополз дорогу и скатился в неглубокий кювет. Внезапно на него навалились, и он почувствовал, что его шею сдавили железными тисками. Пытаясь вырваться, Никита усугубил положение. Затрещали хрящи гортани. Сознание провалилось в никуда.

Очнулся от тихого говора. Ночное небо заслонили, склонившиеся над ним три силуэта.

— Прости браток, сразу не признали.

Потирая шею, Никита молчал. Он напоролся на разведчиков. Могло быть хуже. Могли, не разобравшись, просто тихо заколоть.

Вернувшись в расположение взвода связи, Никита узнал, что из боя не вернулись шесть связистов. Прилег на охапку полусгнившей серой соломы за уцелевшим сараем и, свернувшись калачиком, мгновенно уснул. Проснулся ближе к полудню. Есть не хотелось. Выпил две кружки подряд, отдающей ржавым железом, воды. Сунув руку в карман, вытащил немецкий пистолет. Несколько секунд тупо смотрел, вспоминая, как он к нему попал. Нажал на выступ внизу рукоятки. Щелкнув, выскочил магазин, в котором тусклой медью отливали все восемь патронов.

Из целого стрелкового взвода после той атаки в живых остались командир одного из отделений, два тяжело раненых солдата и, приданный взводу, связист Фомин Никита.

Фомин Никита Ефимович, красноармеец, связист взвода связи 2-го стрелкового батальона 689-го стрелкового полка 143-й стрелковой Конотопско — Коростеньской Краснознаменной Ордена Суворова дивизии 1925 года рождения, украинец, беспартийный, в Красной армии с 14 октября 1944 года, призванный Тырновским РВК

Тов. Фомин Н.Е. при прорыве немецкой обороны на плацдарме левого берега реки Висла в районе населенного пункта Гура-Кальвария проявил умение и храбрость, в течение двух суток удерживая занятый рубеж против превосходящих сил противника.

Тов. Фомин Н.Е. достоин правительственной награды медали «За отвагу».

Наградной лист подписал…………………………………….

Сложив перед собой на скатерти стола сжатые кулаки, Никита внимательно изучал собственные ногти. Потом тихо произнес:

— Через несколько дней стало известно, что наступление на нашем участке было отвлекающим. А сколько ребят полегло!

В 1971 году я проходил интернатуру по оторинолариногологии в 4-й городской больнице г. Кишинева. Заведующий клиникой, заслуженный деятель наук, профессор Михаил Григорьевич Загарских натаскивал нас, молодых интернов, заставлял думать, творчески подходить к каждому пациенту. Он не терпел стандартов. С первых недель учебы мы часами не покидали операционную, глядя, как оперируют наши наставники, ассистировали и оперировали самостоятельно.

Осваивая операции, я довольно часто находил несовершенными, не удовлетворяющими требованиям инструменты, в большинстве своем запатентованные в конце 19-го и начале 20-го столетия. Новизна моих инструментов должна была заключаться в возможности использования их при различных анатомических особенностях полости носа.

Обладая техническими навыками, полученными в юности, в том числе и в «кабинете» Никиты на маслосырзаводе, я решил вопрос по-своему. Под ручку приспособил сломанный хирургический инструмент, рабочую часть изготовил из калящейся углеродистой стали, а длинное цевьё изготовил из толстой медной проволоки. С помощью знакомого зубного техника всё соединил пайкой серебряным припоем. Легко придав любой радиус изгиба и направления рабочей части, хирург, выгибая цевьё, мог приспособить инструмент не только к конкретному пациенту, но и к правой и левой половине носа, которые никогда не бывают симметричными.

Однажды я принес в клинику два сработанных мной инструмента. Михаилу Григорьевичу достаточно было взглянуть на мои усовершенствования, чтобы оценить и сделать замечания, которые я учёл, и в тот же день устранил недоработки. Поворачивая в руках готовые инструменты, профессор вынес окончательный вердикт:

— Инструменты замечательные. Но в операционную их запускать нельзя, нужно покрыть нержавеющим покрытием.

Михаил Григорьевич никогда ничего не откладывал на завтра. Написав записку, он протянул её через стол:

— Пойдешь на экспериментальный завод по Павловской. Знаешь, где находится?

Я кивнул.

— На втором этаже найдешь начальника ПТО Александра Яковлевича Республиканского. Это фамилия такая. Объяснишь суть. Он поможет.

К Александру Яковлевичу попасть было непросто. Из проходной ему позвонили вахтеры. Он перезвонил в отдел пропусков. Я подал в открывшееся окошко паспорт. Через несколько минут я был на территории завода. Александр Яковлевич ждал меня в своем кабинете. Вопрос был решен, что называется, с ходу.