Владимир Ераносян - Заоблачный Царьград

– Вижу, ты хитрец, Деница, и любое свое пророчество, даже несбывшееся, оборачиваешь в свою пользу. А теперь придумал, как бросить своего благодетеля, моего дядю и наставника, одного на пути в Вальгаллу. К тому же гадюка не жалит гадюку. Убейте его и жгите драккар!

Фанатики не дали берсерку выполнить приказ нового князя, поправшего их богов с первого же дня правления. Они оттащили Деницу, но варяги уже обнажили мечи. Игорь дал знак, и бунтарей перебили. Деница заливался слезами, исторгая проклятия в адрес Игоря и предрекая ему скорую смерть:

– Вижу, падешь от тех, кого истребляешь. Новые боги сильнее старых богов! Не зря Олег утвердил их на этой земле и поклонился их светочу! Падешь от несправедливости своей и рассеян будешь по частям! Куски твои разлетятся по полю, и звери лесные сожрут их, и не будут погребены твои останки в земле, и придет конец всем богам, на которых ты уповаешь! Нет больше Одина! Он не защитил своего слугу! Нет Одина! Отмщен буду Перуном-громовержцем, с его именем на устах погибаю!

Берсерк дотянулся до бороды волхва, дождавшись, когда он умолкнет. Новое пророчество никого не удивило, все ходили под смертью. В мирное время славяне из друзей могли превратиться в разбойников, не давая наслаждаться властью привилегированной варяжской верхушке. Консолидировать племена нужно было лишь перед крупными походами. В остальное время необязательно было делать вид, что их боги так уж могущественны. Деницу сразили ловким движением топора. Ему раскроили череп в отместку за гнилой язык. А ведь мог бы умереть красиво – с аккуратно перерезанным горлом. Тело волхва бросили к волу и жеребцу, присыпали его же рунами и подожгли хворост и поленья у подножия драккара.

Огонь разгорался медленно и дымно, поглощая мертвых обитателей последнего пристанища легендарного регента и знатного воина. Зажженную ладью спустили на воду по бревнам волоком, и кто-то вдруг увидел ту самую гадюку, да не одну, а несколько. Змеи выползали из драккара вместе с крысами. А одна высунула на мгновение свою голову из конского черепа на форштевне и одним броском шмыгнула с корабельного носа прямо в воду. Надо же! Волхв ведь был прав…

Зрелище горящего судна отвлекало от мрачных мыслей. Скоро все было кончено и судно затонуло в реке. С высоких сосен за тем наблюдали Домаслав и его подручные. Они взирали на тризну киевлян не без удовольствия. Ведь их смелая ночная вылазка привела к поразительному результату.

Подброшенные на флагманский драккар ядовитые змеи, выловленные из водоемов и болот, пойманные в лесах и заточенные на время в клетку, пригодились, как и обещал вождь Домаслав. Змея ужалила того, кто хуже змеи, их главного притеснителя, Олега, и сразила его насмерть! Они не бессмертны, эти варяги. И участь сия постигнет и их нового князя, обидчика гордых древлян.

Прошло два года. Распря казалась неизбежной. Обогатившиеся после похода в Византию варяги быстро растратили привезенное богатство и принялись за старое. Грабежи и набеги участились, несмотря на запрет князя.

Княжий суд не пугал и горделивых славян, почувствовавших вкус крови и легкой наживы. Консолидация на время похода не сплотила варягов и новых бояр, а метания Игоря заставили их искать защиты лишь в собственных силах.

Уделы превращались в крепости. Племенные вожди запирались в них, ожидая полюдья за частоколом, с вооруженными сородичами. Никто не хотел платить дань. Ненависть друг к другу нарастала. Только хазары да ромеи называли теперь северян общим именем «русы». На деле каждый был за себя.

Первым начали дружинники Свенельда. Они стали задираться и провоцировать верных Игорю ратников на потасовки и даже вооруженные ристалища. Вскоре и сам воевода явился в бражный зал. Это произошло в разгар празднования трехлетия Святослава. Он нарушил пиршество грубым призывом к немедленной атаке на хазар.

– Неужто в такой день я должен обсуждать с тобой государевы дела? – не поддался уговорам жены не вступать со Свенельдом в распрю князь.

– А чем этот день лучше или хуже другого такого же дня? – играл на публику самый могущественный воевода. – Эти вечные празднества не истребят мою память и не заглушат боль моих братьев, что томятся сейчас в хазарской тюрьме.

Игорь смотрел на молчаливую свору присоединившихся к Свенельду искателей приключений, готовых в любую секунду выступить по приказу своего вожака куда угодно. Хоть на Хазарию, хоть на князя.

Пожалуй, со смертью регента управлять этой разобщенной страной стало тяжело, почти невыносимо. И стыдно, прежде всего перед Ольгой, ведь любимая не могла не чувствовать его слабость. А Асмуд, ставший добрым кормильцем малыша Святослава, души не чаявшего в седом весельчаке, наверное, уже презирал своего сюзерена…

– Этот день лучше других для меня, – собравшись с мыслями, изрек Игорь, стараясь не выдавать крайнее напряжение. – Ведь единственный наследник имени Рюрика, конунга этих земель, княжич Святослав, будущий князь всей Руси и царь болгар, родился в этот день и доставил радость своим появлением всем, надеюсь, и тебе! Ты же верен присяге законному князю, не так ли? Народ ликует и радуется, ты же не хочешь мешать празднеству? Ты же не вторгся на пир с целью поторопить меня с объявлением войны Хазарии? Упрекнуть меня в том, что я тяну с решением?

– А если и так! – принял вызов Свенельд. – Объяви войну нашим врагам, что держат в полоне наших братьев! Удвой наше ликование, добавь повода для веселья!

Все застыли в ожидании, что ответит князь Игорь. Асмуд нервничал, жалея, что не облачился в боевые доспехи и распустил славянские формирования, в которых теперь было гораздо больше дисциплины и проку, чем в старой гвардии.

Игорь встал с трона и подошел к сыну. Святослав смотрел на отца, хлопая глазками, ему было тревожно, но он не плакал. Лишь прижался к ноге своего отца и отвернул голову в сторону матери. Отец подхватил Святослава под мышки, подкинул в воздух и, поймав, расхохотался. Да так заразительно, что засмеялись все в бражном зале. Все, включая соратников неуправляемого воеводы.

– А вот пусть мой наследник и объявит войну! – неожиданно заявил князь. – Это будет мой ему подарок на день его рождения на свет. Пусть малыш почувствует себя властителем сызмальства! Ему уготована судьба непростая, так пусть привыкает. Сынок, объяви войну!

– Объявляю войну! – тут же пролепетал Святослав.

– Ну вот, война объявлена! – улыбнулся Игорь и пренебрежительно повернулся спиной к воеводе, намереваясь проводить сына к матери.

Свенельд стоял в смятении, не соображая, как реагировать на явное издевательство. Принять его на свой счет или обернуть в свою пользу… Наконец, дождавшись, когда мальчик усядется на трон, он рявкнул: