Владимир Ераносян - Заоблачный Царьград

– Спасибо, матушка, но прошу тебя укрыть сына моего от несчастий, спрятать в дальней стороне, хоть в Новом Городе, под защитой брата моего и верного твоего воеводы Добрыни. Здесь не выжить внуку твоему без тебя, ведь хворая ты, матушка, не ровен час… преставишься.

– Рано ж ты меня хоронишь… – возмутилась княгиня резкому слову. – Неотесанная ты, Малуша, одно слово – древлянка!

– Не я хороню, и не желаю я смерти твоей, матушка, разговоры я слышу… Слух у древлян звериный. А молва кругом, что совсем плоха княгиня наша. Да и вижу теперь, что люди не зря языки распустили. Ты прости меня, матушка, за слово грубое. Не имею я права с тобой так молвить, от отчаяния очерствела… Свенельд с князем все послов ромейских привечают, целыми сундуками дары принимают и все о войне говорят. И с твоей кончиной поход этот связывают. А князь уйдет, так негде мне будет сына укрыть. Псы Свенельда из-под земли меня достанут. Поклялся воевода, что истребит потомство мое. Не простил он мне, что из рабства его выскользнула. Погубят внука твоего… Владимира.

Княгиня на мгновение забылась, предалась тяжелой думе, затем кликнула гридней. Стража тотчас явилась. Она оперлась на посох и велела исполнить приказ:

– Немедля отправить в изгнание под присмотр воеводы моего новгородского, к дальнему моему погосту негодную Малушу с княжичем Владимиром. Пусть найдет кормилицу воевода из христианок и отправит после Малушу подальше от внука моего, чтоб не воспитала его врагом Руси Киевской, не отвратила от веры истинной. Берегите его в пути как зеницу ока и накажите Добрыне беречь его ради государства нашего, союза варягов со славянами. Кого как не полукровку воспримут и те и другие. Мало ли что байстрюк. Кровь в нем кипит от Рюрика.

– Спасибо, матушка! – целовала княгине руки Малуша.

– Не обиделась за наказание мое? – высоко подняв голову, спросила Ольга.

– Спасла ты меня, матушка, не наказала…

Словно в воду глядела Малуша… Возвестили северные ветры о беде, вихрем завыли о горе, негодуя о дне несправедливом и предвещая большое ненастье.

– Умерла княгиня Ольга! – сокрушались христиане, и не утешить было людской вопль.

– Добрая была матушка… – плакали в кривых славянских избах и боярских теремах.

– Судачат, что отравили нашу княгиню, ромеям ведь выгодна была смерть ее… – заподозрил кто-то из варягов, но Свенельд высмеял догадку, снисходительно похлопав по плечу распространителя нелепых слухов и предупредил слишком подозрительных, чтоб не бередили рану князя, иначе задержится подготовка к походу, давно намеченному и желанному для каждого из истинных варягов, кто промышляет набегами, ищет геройской славы и весомой добычи.

Ну а Григория нашли уж на другой день после погребения великой княгини повешенным в полесье, неподалеку от христианского кладбища. Сердобольные старухи ныли, что удавился от несносной печали отец настоятель: «Грех ведь на душу взял, не убоялся Господа! Значит, и веры в нем ни на грош было…» Что правда – то правда… Верил Григорий лишь во всесильную Византию, но не уберегла его мощь империи от предусмотрительного Свенельда. К чему воеводе неприятности от ромейского прихвостня, в котором видел он свое отражение, и оно не нравилось воеводе.

Больше не было на пути препятствий. Драккары снарядили, и назначен был день отплытия. Князь внял доводам воеводы и оставил в стольном граде сына его Люта с малой дружиною. Чтобы охранял спокойствие подданных и берег наследников княжества Ярополка и Олега.

Про Владимира он тоже вспомнил, но лишь когда сказали Святославу, что отправила княгиня перед смертью его младшего сына вместе с матерью его Малушей в изгнание, в Новый Город. Выяснять причину того, чем разозлила Малуша матушку, что навлекла на себя ее гнев, было некогда. Трубы звали в поход к Дунаю. Варяги пошли на болгар.

Святослав изменил своему правилу не делиться планами, готовя Болгарский поход. Да и как можно было скрыть золото, которым засыпали ромеи князя, прислав от василевса сундуки с пятнадцатью кентинариями монет византийской чеканки, чтобы добиться выступления русов на их заклятых врагов.

Приблизив к себе молодых воевод Икмора, Волка и Сфенкла, сверстников и друзей князя еще с отрочества, Святослав не опасался ни заговоров, ни предательства. Он был силен, как никогда, и рассчитывал лишь на победу. Старшего сына Ярополка он посадил в Киеве вместо себя, а Олега оставил князем земли Древлянской. Спорить с волей покойной родительницы своей было бессмысленно. Раз уж оказался Владимир в Новом Городе, так тому и быть. Значит, судьба сделала его князем новгородским.

Воевода расстался с мыслью приручить князя. Он совершенно обезумел в своей воинственной ярости, продел в ухо золотую серьгу с карбункулом, обрамленным жемчужинами, и обрился наголо, оставив белый клок, наподобие конской гривы. Он был самой войной и внимал только тем советам, которые приближали его к величию.

Свенельд вынашивал собственный план, далекий от ревности к вниманию князя. Пусть молодые воеводы тешатся совместными со Святославом попойками и военными игрищами, он добывает иную славу. И в ней не было места отпрыскам рода Рюрика.

Удобный момент наступил. Воевода наказал своему сыну Люту расправиться с княжичами по одному; правда, Владимир был теперь дальше всех. Но не беда, коль не будет у сыновей и выродка-князя защиты, придет и его время. Без живого князя не миновать никому кары воеводы, расчищающего путь для новой династии…

Тем временем успех сопутствовал князю. Войска русов выбили болгар с их восточных провинций и обосновались в их столице Преславе, вплотную приблизившись к византийской Фракии. Князь заявил о правах на болгарский престол и объявил Преслав новой столицей своей империи:

– Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Преславе на Дунае! Здесь середина земли моей, сюда стекаются все блага: от греков – золото, паволоки, вина и плоды, от чехов и мадьяр прибывают серебро и кони, из Руси везут меха и воск, мед да рабов из непокорных земель моих.

Все бы было хорошо, но византийцы уже добились своей цели и ослабили болгар. Терпеть у границ русов, исполнивших свою миссию, василевс не желал, тем более что сам претендовал на восточные провинции Болгарского царства. Святослав оказался несговорчивым, прикипев сердцем к завоеванным землям.

Болгары, поставленные на место чужими руками, наконец остепенились и пришли на поклон к василевсу. Навстречу русам империя отправила объединенное войско. Местное население, опасаясь гнева от ромеев и от царя Петра, сына Симеона, занявшего трон после его смерти, саботировало поставки провианта. Бесконечные сражения с войском ромеев и весть о приближении к Дунаю трехсот византийских кораблей с «греческим огнем» вынудили князя отойти на север, к Доростолу.