Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

Население Франции насчитывало около пятнадцати миллионов человек — меньше, чем могла прокормить густо покрытая лесами земля. Однако оно подвергалось жесткой эксплуатации со стороны местных феодалов, образовывавших многоступенчатую иерархическую лестницу, и часто страдало от нехватки продовольствия, особенно в те годы, когда случался неурожай зерновых — основной сельскохозяйственной культуры. Механизм вертикальной социальной мобильности, позволявший человеку добраться практически до вершин городской общественной иерархии, возник в 1604 г., когда была узаконена существовавшая де-факто возможность передачи по наследству судебных и административных должностей. Должности в суде давали их владельцам дворянский статус с соответствующими социальными и финансовыми (в виде освобождения от налогов) привилегиями, а они теперь были обязаны платить в казну ежегодный взнос — полетту (paulette). Выплата полетты позволяла, с некоторыми ограничениями, продать должность или передать ее по наследству. [3] Налог на продажу или наследование должностей — paulette (полетта) — получил название по имени своего автора, Шарля Поле, секретаря счетной палаты (chambre de compte), дочь которого славилась при дворе своей красотой. Сюлли (1560–1641), финансовый советник Генриха IV, с помощью полетты намеревался подорвать могущество партии Гизов — амбициозных соперников короля, одаривавших своих сторонников доходными юридическими должностями, которые не могли автоматически перейти к их наследникам. Полетта была ежегодной платой, составлявшей одну шестнадцатую от стоимости должности, но этот налог давал обладателю право полной собственности на нее, и он, как правило, мог передать ее в наследство или продать. Обладатели должностей обычно получали юридическое образование, что давало им возможность занимать государственные посты. «Гуманитарные науки» были базовым университетским курсом, который можно было закончить приблизительно к 16 годам. Существовали только четыре ученые степени — докторов права, канонического права, теологии и медицины; гражданскому же праву в Париже не обучали. Существует обширная литература, описывающая правовую и административную ситуацию во Франции эпохи Ришелье. Ряд работ будет упомянут в дальнейших примечаниях. Общий очерк ситуации см. в: Roland Е. Mousnier. The Institutions of France under the Absolute Monarchy 1598–1789. Chicago — London, 1979; Richard Bonney. Political Change in France under Richelieu and Mazarin 1624–1661. Oxford, 1978. Эти оплачиваемые должности, к тому же обеспечивавшие положение в обществе, со временем превратились в постоянный источник дохода. Они высоко ценились, и поскольку их создание приносило прибыль и в казну, число их стремительно росло.

На иерархической лестнице эти новопожалованные дворяне, постоянно пополнявшие свои ряды за счет студентов-правоведов и «судейских», занимали место между старым военным «дворянством шпаги» (noblesse d’épée), из рядов которого по-прежнему назначались губернаторы провинций, и сравнительно недавно разбогатевшим и образованным городским купеческим сословием, которое все чаще посягало на традиционную монополию духовенства в административной сфере.

Чувство лояльности у людей этой эпохи имело феодальную, местную или религиозную, но отнюдь не национальную окраску. Провинциальные диалекты, звучавшие из уст бретонцев и провансальцев, гасконцев и эльзасцев, немало препятствовали объединению нации посредством общего языка. Обычаи, формы земледелия, способы эксплуатации природных ресурсов и жизненный уклад сильно отличались друг от друга в разных областях страны; в частности, они зависели от близости региона к морю, климатических различий и плодородия почвы. Обычное право, характерное для севера страны, отличалось от действующего на юге римского или имперского права, а столкновения между католиками и гугенотами продолжались и в период между опубликованием в 1598 г. Нантского эдикта, предоставившего относительную «свободу вероисповедания» гугенотам, и его отменой в 1685 г. Экономические силы дали Франции импульс к обретению благосостояния, которого остальные страны Западной Европы достигли, пока в ней бушевали разрушительные религиозные войны второй половины шестнадцатого столетия, но страна все еще была лишена какого-либо национально-культурного единства. Созданию такого единства Ришелье посвятил всю свою жизнь.

Большая часть имеющихся в нашем распоряжении архивных материалов, касающихся карьеры Ришелье, так до сих пор и не опубликована, но за последнее время появилось достаточно материалов, для того чтобы проследить те ступени, по которым Ришелье поднимался к своему высокому положению, могуществу и богатству. Мы многое знаем о его тонкой и сверхчувствительной натуре, его огромной энергии, напряженной внутренней жизни и замечательных способностях, скрывавшихся за холодной, суровой внешней надменностью, которую хорошо передают парадные портреты кисти Филиппа де Шампеня. В недавнее время внимание биографов привлекли свидетельства, впрочем довольно спорные, демонстрирующие замкнутость и неуверенность Ришелье, его болезненность, подверженность бессоннице, язве и мигреням, с которыми ему постоянно приходилось бороться и которые порой заставляли его впадать в изнурительную ипохондрию. [4] Несмотря на большое количество превосходных книг и статей, посвященных различным аспектам или периодам карьеры Ришелье, мы не очень избалованы заслуживающими доверия биографиями. Хрестоматийная шеститомная биография Габриеля Аното (G. Hanotaux) и герцога де Ла Форса (A.-A. de la Force) Histoire du Cardinal de Richelieu (Paris, 1893–1947) по ряду вопросов уже не может считаться надежным источником информации. Существуют две современные подробные биографии, написанные на английском языке: D.P. O’Connell. Richelieu. London, 1968; G.R.R. Treasure. Cardinal Richelieu and the Development of Absolutism. London, 1972. К ним следует добавить написанные на более высоком профессиональном уровне работы Жозефа Бержена (J. Bergin), в особенности Cardinal Richelieu. Power and the Pursuit of Wealth (New Haven, London, 1985) и The Rise of Richelieu (Manchester, 1991). Для общего знакомства с политической ситуацией в годы жизни Ришелье см.: Victor-L. Tapié. France in the Age of Louis XIII and Richelieu. London, 1974. И тем не менее огромное количество материала еще ждет внимания исследователей.

Ришелье был благочестивым, ревностным, заботившимся о своей пастве епископом, а также увлеченным религиозным полемистом. Любая новая биография должна учитывать связь Ришелье с теми течениями в Католическом возрождении, политические и духовные цели которых провозгласили Берюль и его единомышленники. Искренние попытки Ришелье постепенно выпестовать единую национальную культуру, в которой достойную роль смогли бы играть и гугеноты, отказавшиеся от своих политических амбиций, нуждаются в пересмотре с учетом общей ситуации в Европе, где философские идеи «веротерпимости» боролись с принципом единой государственной религии, заключенным в аксиоме «cuius regio eius religio» («чья страна, того и вера»). Личность Ришелье необходимо рассматривать на фоне всей истории Католического возрождения и с учетом расхождения его собственных представлений как с религиозными принципами ораторианцев, получившими дальнейшее развитие в идеях так называемой «французской школы» (école française), [5] По поводу возродившегося в недавнее время интереса к «французской школе» см.: Yves Krumenacker. L’Ecole française de spiritualité. Paris, 1998. так и с политическими воззрениями, порожденными мистическим богословием Берюля.