Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

Интерес Ришелье к литературной драме был велик, хотя его увеселительные мероприятия, проводимые при его дворе, были не просто драматическими спектаклями. Это были грандиозные зрелища, с обязательными танцами, музыкой, сложными декорациями, экзотическими костюмами и удивительными сценическими эффектами, оформлявшими аллегорические сюжеты. Своим покровительством французскому театру, а также открытым выражением недовольства в отношении итальянских комедий, которые часто бывали непристойными, Ришелье сделал литературную драму уважаемым жанром и реабилитировал профессию актера в глазах общества. Он и сам писал наброски некоторых сюжетов, и делал весьма проницательные замечания по поводу написанного другими. Он поручил аббату д’Обиньяку, который был когда-то наставником его племянника, написать отчет о состоянии театра и выработать рекомендации по его улучшению. [214]

Сам Ришелье проявлял особый интерес к грамотному употреблению слов, правильной рифме и соблюдению строгих лингвистических норм, введенных реформами Малерба и касавшихся лексики, грамматики и стихосложения французского языка. Он сам прокомментировал экземпляр «Девственницы» (La Pucelle) Шаплена, отметив даже мельчайшие недостатки поэмы. Когда Шаплен сочинил оду в его честь, Ришелье попросил показать ему рукопись, а затем посоветовал, как ее улучшить. У него явно были свои четкие взгляды на литературу, но его цель при основании Академии состояла отнюдь не только в том, чтобы проводить их в жизнь.

Он понимал силу пропаганды и хотел установить государственный контроль над всей культурной деятельностью — и для того, чтобы превратить Францию в центр литературной жизни, а со временем и образованности, но также и ради предоставляемой этим возможности манипулировать личными и общественными ценностями. Академия была не только первым шагом к обретению страной культурного своеобразия, но также средством, позволяющим выбирать, в чем будет заключаться это своеобразие. После того как Кольбер реформирует ее в 1673 г., Академия, вместе со своими спутницами — недавно образованными академиями нелитературного профиля — подойдет весьма близко к достижению этой цели.

По свидетельству его биографа де Пюра, Ришелье одно время делил кров в Париже с Коспо, который был одним из посредников между Ришелье и изысканным светским мирком мадам де Рамбуйе. Коспо был ее близким другом и в то же время объектом одного из ее самых изощренных и всем известных розыгрышей. [215]Завсегдатаи знаменитого салона мадам де Рамбуйе — «Голубой гостиной» — являли собой смесь высшей аристократии, знаменитостей и самых остроумных представителей парижского литературного мира. Они смотрели свысока на более серьезные интересы будущих членов задуманной Ришелье Академии (хотя некоторые из будущих «академиков» тоже часто бывали в салоне) и были в целом настроены враждебно по отношению к Людовику XIII и его министру. В частности, завсегдатаем (habitué) салона был Таллеман. Но в то же время к тесному кругу гостей салона относились и мадам де Комбале, племянница кардинала, и ее близкая подруга, мадам дю Вижан.

Как и Коспо, они связывали Ришелье — через мадам де Рамбуйе — с Конде, который пользовался в этом салоне большим влиянием. Такая неформальная сеть знакомств была бы очень ценна для Ришелье, особенно как средство отслеживания общественного мнения в моменты политической напряженности во Франции, но Ришелье вынашивал грандиозные планы учреждения того, что впоследствии стало той Французской академией, какой ее знаем мы. Он хотел официально взять под свой личный контроль культурные интересы представителей буржуазии, приобретавших все большее влияние в обществе, получивших определенное образование, но не отличавшихся культурной утонченностью. Попутно он хотел добиться введения норм литературного языка. Первыми членами будущей Академии стала группа богатых буржуа, вдохновленных лингвистическими и поэтическими реформами Малерба, самого знаменитого французского придворного панегириста. Должно быть, они объединились еще в начале 1629 г. Впоследствии Ришелье вознамерится превратить Академию в главное средство унификации всей культурной жизни Франции. [216]

Около 1630 г. существовало несколько групп образованных представителей буржуазии, собиравшихся регулярно, но неофициально для обсуждения культурных вопросов. Их диспуты были более серьезными, нежели беседы в фривольной «Голубой гостиной». [217]В частности, одна из таких групп, увлеченная «искусством хорошо писать» (art de bien écrire) на родном языке и горячо поддерживавшая поэтическую реформу Малерба, собиралась в доме Валантена Конрара. Конрар происходил из довольно богатой гугенотской семьи, знал испанский и итальянский языки, но не владел ни латынью, ни греческим. Он был поклонником писательницы Мадлен де Скюдери, брат которой, Жорж, был драматургом. Впоследствии темой ее знаменитых романов станет возможность существования любви без физического влечения.

Камю, епископ Белли, насмешливо называл эту группу «академией пуристов». Ее члены имели разные религиозные и политические воззрения, но разделяли общий энтузиазм по поводу народного языка и учености. Этот кружок был довольно замкнутым, и все его члены соглашались с тем, чтобы не обнародовать свои дискуссии. Они по преимуществу были людьми молодыми и достаточно обеспеченными, некоторые из них имели основания не любить Ришелье. Двое были гугенотами — сам Конрар и Гомбо, самый старший член группы и хороший знакомый Марии Медичи. Ришелье вдвое урезал ему пенсион. Заказчик Мальвиля, Бассомпьер, находился в Бастилии, а Серизе был управляющий имениями Ларошфуко. Четверо самых известных из них — Годо, Гомбо, Шаплен и Конрар — были вхожи к мадам де Рамбуйе, и несомненно поэтому Таллеман счел их достойными упоминания хотя бы в одной из своих злорадных historiettes.

Говорят, Мальвиль упоминал об этих встречах в разговорах с Фаре, наиболее известным как автор сочинения «Порядочный человек, или Искусство понравиться при дворе» (L ’Honnête homme, ои l’art de plair à la Cour), первое издание которого, вышедшее в 1630 г., было посвящено Гастону Орлеанскому, а второе, исправленное — Пьеру Сегье, занявшему пост канцлера в 1633 г. [218]Возможно, Фаре читал отдельные отрывки своей книги членам кружка и сообщил о его существовании Демаре, автору придворных балетов, и Буароберу, бывшему гугеноту и, по сути, литературному секретарю Ришелье, которому разрешено было заходить дальше, нежели другим приближенным, и который единственный умел вернуть кардиналу хорошее расположение духа. Демаре, заменившего Буаробера, после того как тот впал в немилость, приглашали на собрания кружка, чтобы он прочитал первую часть своего романа «Ариана» ( Ariane, 1632), но именно через Буаробера, который поставил Ришелье в известность о существовании группы, кардинал установил контроль над ней.