Энтони Леви - Кардинал Ришелье и становление Франции

Придворным священником и личным духовником кардинала был Жак Леско, известный богослов, получивший это место в 1639 г. после смерти своего предшественника. И в этом случае задача была шире, чем казалось на первый взгляд. Духовник Ришелье должен был также быть богословом, чей авторитет был бы достаточен для того, чтобы подавлять приступы духовных сомнений короля и разрешать спорные нравственные вопросы. [277]Леско, который впоследствии станет епископом Шартра, будет исполнять обязанности духовника у смертного одра Ришелье, выслушает его исповедь, даст ему последнее причастие, засвидетельствует его последнюю волю, прочтет над ним мессу, поддержит его в последней агонии и даже, по настоятельной просьбе Ришелье, заверит его в грядущем спасении — единственно важной вещи для человека перед лицом смерти.

Вслед за двумя старшими духовными лицами шли «секретари» Ришелье, главным из которых был Мишель ле Маль. Он был моложе Ришелье всего на три года. На него была возложена роль скорее интенданта, управляющего делами и распорядителя, хотя Ришелье в документах всегда называл его «секретарем». Известно, что в 1626 г. он составлял хозяйственные отчеты. В 1622 г. он был послан инспектировать аббатства Редон и Понлево и разбирать там духовные и светские дела, в 1630 г. занимался делами приории Марсиньи, а в 1632 г. помогал надзирать за сооружением самого города Ришелье. Ему была пожалована приория Роше, а затем должность каноника в Нотр-Дам, но он продолжал следить за расходами из личного фонда Ришелье, в том числе и огромными ссудами правительству, и это в его обязанности входило, если потребуется, передать Бюльону столовое серебро в качестве обеспечения займа в 200 000 ливров. [278]В 1642 г. перед тем как отправиться к армии под Руссийон, Ришелье сделал ле Маля поверенным в своих делах. К сожалению, многие из документов, касающихся частной жизни Ришелье, которые оставил ле Маль, сгорели в пожаре, уничтожившем парижский Отель-Дье в 1871 г.

Ришелье никогда не спал в одиночестве. В его комнате должен был оставаться хотя бы слуга, и, судя по сплетням, «секретарь» тоже всегда был под рукой. Не совсем ясно, могли секретарь заменять «слугу», но, скорее всего, человек, который спал в комнате Ришелье, принадлежал к медицинскому персоналу, возглавляемому доктором и включавшему аптекаря и хирурга, имевшего в то время статус чуть повыше цирюльника. [279]Возможно, этот человек требовался еще и для того, чтобы читать кардиналу вслух во время приступов бессонницы. Обычно считается, что Ришелье спал с одиннадцати часов вечера до двух-трех часов утра, а затем диктовал секретарю различные документы. Также в это время он составлял или корректировал уже готовые тексты, либо собственноручно делал пометки на документах, на которые собирался ответить утром. Авенель публикует одно письмо Сервьену, написанное под диктовку в Рюэле в середине ночи 4 января 1636 г. «рукой ночного секретаря», в котором даются детальные инструкции по нескольким вопросам, связанным с армией. После таких занятий Ришелье спал еще час или около того, с пяти до шести утра, после пробуждения молился, а затем вызывал своих секретарей. [280]Такая картина нарисована самим Ришелье, и нет причин сомневаться в ее правдивости.

Однако мы знаем, что Ришелье заботился о том, чтобы по возможности сохранить любые проявления своей немощи в тайне, и распорядок его отхода ко сну предполагает, что середина ночи — наиболее удобное время для проведения медицинских процедур и для смены повязок. Из его писем нам известно, что иногда он сам пускал себе кровь ночью, и в них есть несколько упоминаний о медицинской помощи в течение дня. Процедура кровопускания требует участия по меньшей мере троих человек. Де Морг не раз отпускал остроты по поводу слабого здоровья кардинала, но поскольку он был едва ли не единственным из врагов Ришелье, который мог знать распорядок медицинских процедур, его замечания просто подтверждают то, что Ришелье обычно стремился сохранить подробности своего лечения в тайне от посторонних.

Ночной «секретарь» Ришелье почти наверняка был его домашним аптекарем, которому, разумеется, мог потребоваться ассистент. Это мог быть секретарь, не имевший медицинских навыков, который писал под диктовку кардинала или читал ему. Грамотность, требовавшаяся от секретарей, писавших под диктовку, ценилась в те времена меньше, чем может показаться в наши дни, и обычные секретари лишь немного отличались по статусу от других слуг — ситуация, которую сам Ришелье хотел исправить. В мемуарах де Ла Порта есть рассказ о визите, который он нанес Ришелье ночью. Во время проведения медицинских процедур перед кардиналом держали свечу, чтобы он мог читать письма от королевы и мадам де Шеврез, принесенные де Ла Портом. [281]

Нельзя сказать, чтобы общее состояние Ришелье неуклонно ухудшалось в течение 1630-х гг., однако геморрой доставлял ему хлопоты все чаще. [282]Во время обострений болезни Ришелье мог передвигаться с места на место только лежа на носилках, а в июне 1635 г. после курса лечения потребовался длительный восстановительный период, во время которого он был в состоянии совершать лишь совсем короткие прогулки по саду в Рюэле, а в основном дышал свежим воздухом только сидя у окна. Он дважды заболевал, сидя в саду, и жаловался в том же году на ревматизм, поражавший разные части его тела, а также на мигрени. Должно быть, отсутствие в опубликованной Авенелем переписке каких-либо упоминаний о здоровье кардинала, начиная с 1636 г. и до самой смерти Ришелье в 1642 г., — результат сознательно принятого решения скрывать подробности такого сорта.

В 1639 г. Ришелье заплатил личным аптекарю и хирургу 150 ливров. Пять его камердинеров (valets de chambre) получили в этом году 100 ливров, хотя они могли также зарабатывать какой-либо деятельностью на стороне. Камердинеры были преемниками средневековых дворян на службе у сеньора (écuуers), имевших право на обращение «господин» (sieur). По общественному положению они не уступали многим посетителям кардинала, элегантно выглядели, могли заниматься своими делами или выполняли какие-то поручения, иногда сопряженные со значительной ответственностью. Камердинеры следили за одеждой Ришелье и его внешним видом, он мог обращаться с ними как с близкими людьми. К ним относились как к пажам благородного происхождения. Таллеман даже сообщает о шутке, которую кардинал сыграл со своими камердинерами: он изобразил страшный гнев из-за исчезновения двух предметов одежды, подаренных ему Мазарини, которые на самом деле по уговору забрал себе епископ Шартрский. Пажи, как и предполагал Ришелье, были в ярости, когда два дня спустя прибыл епископ, на котором были надеты якобы утерянные вещи.