Кен Фоллетт - Столп огненный

– Дурные вести?

Нед кинул письмо на кровать.

– Сам не знаю, дурные или хорошие.

Это письмо, лежавшее на простынях, показалось Марджери этакой мертвой птицей: сложенные уголки торчали в стороны распростертыми крыльями, сломанная красная печать смахивала на пятно крови. Чутье подсказывало, что письмо определит ее участь.

Понизив голос, она справилась:

– Что там написано?

Нед сел на кровать и скрестил ноги.

– Речь о Франции, – ответил он. – Тамошние протестанты – они зовут себя гугенотами – одерживают, похоже, верх в гражданской войне, и все благодаря значительной ссуде от королевы Елизаветы.

Это Марджери было известно. Ее саму ужасало неуклонное и неумолимое торжество ереси, но Нед радовался, и потому Марджери старалась не думать о том, что могло бы их отвратить друг от друга.

– Поэтому король-католик согласился на переговоры о мире с вожаком протестантов, человеком по имени Гаспар де Колиньи.

Здесь Марджери была целиком согласна с Недом: мир – это хорошо. Они оба хотели, чтобы христиане перестали убивать друг друга. Но какое отношение дела во Франции имеют к их любви?

– Королева Елизавета посылает на эти переговоры посредника, нашего товарища. Сэра Фрэнсиса Уолсингема.

Марджери не поняла.

– Зачем французам потребовался англичанин на их внутренних переговорах?

– Это просто прикрытие, – объяснил Нед. – Сесил в письме ничего не уточняет, но догадаться нетрудно. Я поделюсь с тобой своими соображениями, только ты, пожалуйста, никому больше не рассказывай.

– Хорошо. – Марджери приготовилась слушать, довольная, что тот миг, когда решится, как она знала, ее участь, временно отодвинулся.

– Уолсингем – лазутчик. Королева хочет знать наверняка, как король Франции намерен поступить с Марией Шотландской. Если католики и гугеноты и вправду заключат мир, король может обратить свой взор на Шотландию – или даже на Англию. Елизавета всегда предпочитала узнавать заранее о таких планах.

– Значит, она посылает во Францию своего соглядатая?

– Звучит вполне обыденно, верно?

– Все равно я никому не расскажу. Но объясни мне наконец, чем это грозит нам с тобой?

– Уолсингему понадобится помощник, человек, бегло говорящий по-французски. Сесил хочет отправить меня. Думаю, он недоволен тем, что я так долго отсутствую в Лондоне.

– Ты меня оставишь, – печально проговорила Марджери. Вот почему ей привиделась мертвая птица.

– Почему же? Кто помешает нам продолжать в том же духе, любить друг друга и встречаться тайно?

Марджери покачала головой. Разум вдруг прояснился, впервые за несколько недель, и она мыслила ясно.

– Мы и так страшно рискуем. Рано или поздно нас застанут вдвоем. Тогда Барт убьет тебя, разведется со мной и заберет у меня Бартлета.

– Тогда давай убежим. Будем всем говорить, что мы женаты. Мистер и миссис Уивер. Доплывем на корабле до Антверпена. Там живет мой дальний родич Ян Фольман, он подыщет мне работу.

– А как же Бартлет?

– Возьмем его с собой. Все равно он не родной сын Барту.

– Нас обвинят в похищении наследника графа. Это серьезное преступление. Нас обоих казнят, если поймают.

– Если доберемся до Кума, то очутимся в море раньше, чем кто-либо спохватится.

Марджери отчаянно хотелось согласиться. Минувшие три месяца она была счастлива – впервые с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать. Стремление быть рядом с Недом походило на лихорадку, от него точно так же скручивало все тело. Но она сознавала – пусть Нед это отрицает, – что он будет страдать, какое бы занятие ни подыскал ему тот родич из Антверпена. Всю свою взрослую жизнь Нед Уиллард занимался государственными делами на благо Англии, и это ему нравилось больше всего на свете. Он восхищался королевой Елизаветой, безмерно уважал сэра Уильяма Сесила и с восторгом окунался в те дела, которые они обсуждали, решали и вершили. Если Марджери отнимет у него эти дела, Нед лишится смысла жизни.

К тому же у нее самой хватает забот. К немалому стыду, все предыдущие недели она использовала возложенную на нее Господом задачу как прикрытие для тайных встреч с Недом, но долг зовет. Отказаться от распространения истинной веры – этот грех еще хуже прелюбодеяния.

Пора заканчивать. На исповеди она сознается в своем грехе и будет молить Господа о прощении. И возобновит разъезды по глубинке, чтобы нести утешение страждущим английским католикам. Быть может, со временем она почувствует, что прощена.

Приняв решение, Марджери заплакала.

– Не надо, – мягко сказал Нед. – Мы что-нибудь придумаем.

Но она-то знала, что придумать ничего нельзя. Обняла Неда, прижалась к нему всем телом. Они снова опустились на кровать.

– Нед, любимый мой, – прошептала Марджери. Слезы капали ему на лицо.

Они поцеловались, и она вдруг ощутила, как его член отвердел.

– Попробуй еще.

– Это ведь не в последний раз, – проговорил он, ложась сверху.

Нет, в последний, подумалось ей. Слова не шли с языка. Она тихонько замычала, поглощенная скорбью – и страстью.

Шесть недель спустя Марджери поняла, что забеременела.

Сэр Фрэнсис Уолсингем верил в силу списков ничуть не меньше, чем в благую весть Священного Писания. Он составлял списки тех, с кем встречался накануне, и тех, с кем собирался повидаться завтра. Поэтому у них с сэром Недом Уиллардом имелся список всех подозрительных англичан, прибывших в Париж.

В 1572 году Уолсингем был посланником королевы Елизаветы во Франции, а Нед приезжал с ним как помощник. К Уолсингему Нед относился с тем же почтением, каким окружал Уильяма Сесила, но второй заслужил его безусловную преданность, а с первым все было сложнее. Он хранил Уолсингему верность – и только, восхищался, но не преклонялся. Эти двое, сэр Уильям и сэр Фрэнсис, сильно отличались друг от друга, да и сам Нед, ныне ставший помощником Уолсингема, далеко ушел от того наивного юнца, которого когда-то приметил и вывел в люди Сесил. Он изрядно повзрослел и заматерел.

С самого начала службы Елизавете Неду поручали всевозможные тайные задания, однако теперь они с Уолсингемом принадлежали к быстро растущей в численности разведывательной сети, чьей задачей было защищать королеву и правительство от насильственных попыток смены власти.

Мир между католиками и протестантами в Англии, продержавшийся все десять первых лет правления Елизаветы, оказался под угрозой из-за папской буллы. Удалось раскрыть самый настоящий заговор против королевы. Папский лазутчик в Англии, Роберто Ридольфи, намеревался убить Елизавету и усадить на английский трон Марию Стюарт, а потом выдать Марию замуж за герцога Норфолка. Лазутчики Елизаветы сумели вовремя вызнать подробности заговора, и герцогу отрубили голову всего через несколько дней. Но никто не верил, что этим дело закончится.