Кен Фоллетт - Столп огненный

А потом столь же быстро, как появились, эти шестеро исчезли.

Вот уж не ожидал, что Херонима окажется расчетливой стервой, думал ошеломленный Барни, покидая дом Руисов. Должно быть, она всегда была такой, хладнокровной и себе на уме, а он этого не замечал; или же люди и вправду, как говорят, способны измениться, когда им выпадают тяжкие испытания. Как ни крути, какая разница? Так рассуждать, случиться может вообще что угодно – например, река может выйти из берегов и затопить город.

Ноги сами несли Барни к дому Карлоса. Добравшись до места, юноша столкнулся с новым потрясением – выяснилось, что Карлоса и Эбриму жестоко избили.

Карлос сидел на табурете посреди двора, а тетушка Бетси промывала и перевязывала его раны. Один глаз у него заплыл, губы раздулись и были все в крови, а сидел он не прямо, но согнувшись, будто у него болел живот. Эбрима лежал на земле, сунув руку под мышку другой; вокруг головы обвивалась окровавленная повязка.

За ними громоздилась куча мусора, еще недавно бывшая новой печью. Ее развалили полностью, превратили в груду битого кирпича. Конструкция с постромками выглядела клубком ремней и веревок. Мертвый вол неподвижно распростерся в луже крови. Господи, сколько же крови в этом животном, мимолетно подумалось Барни.

Бетси промокала Карлосу лицо куском тряпки, смоченным в вине. Вот она выпрямилась, швырнула тряпку наземь; в этом движении сквозило отвращение.

– Слушайте меня, – сказала она, и Барни догадался, что тетушка дожидалась его возвращения, чтобы поговорить со всеми своими мужчинами разом.

Он отважился ее перебить:

– Что тут произошло?

– Не задавай глупых вопросов, – прикрикнула тетушка. – Разве сам не видишь?

– Я хотел спросить, кто это сделал?

– Мы никого из них раньше не встречали. Они точно не из Севильи, уж поверьте. А если спросите, кто их нанял, я отвечу так – Санчо Санчес. Ему больше всех досадил Карлос своей печью, и он хотел купить мастерскую. Это он, я уверена, сказал Алонсо, что Эбрима – мусульманин и трудится по воскресеньям.

– Что же нам делать?

На вопрос Барни ответил Карлос, вставший с табурета:

– Сдаться.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы можем сражаться с Санчесом и сопротивляться Алонсо, но не обоим сразу. – Карлос добрел до продолжавшего лежать Эбримы, взял того за правую руку – левая рука африканца, похоже, изрядно пострадала – и помог встать. – Я продам мастерскую.

– Этого может оказаться недостаточно, особенно теперь, – предупредила тетушка.

Карлос недоуменно потряс головой.

– Почему?

– Санчес довольствуется мастерской, но Алонсо не успокоится. Ему нужна жертва. Он не может признать, что допустил ошибку. Раз он тебя обвинил, то будет добиваться наказания.

– Я только что говорил с Херонимой, – вставил Барни. – Она думает, что ее отца будут пытать водой. Если кого угодно из нас подвергнуть пыткам, мы признаемся в любой ереси.

– Барни прав, – заметила тетушка.

– И как же быть? – горько спросил Карлос.

– Уехать из Севильи, – проговорила тетушка со вздохом. – Сегодня же.

Барни не ожидал такого, но мгновенно понял, что тетушка не преувеличивает. Люди Алонсо могут явиться за ними прямо сейчас; когда это случится, бежать будет поздно. Юноша покосился на арку, ведущую на улицу, наполовину ожидая увидеть в ней зловещие фигуры, но, по счастью, там никого не оказалось – пока не оказалось.

Возможно ли уехать из города прямо сегодня? Если найдется корабль, уходящий с дневным приливом, и если на этом корабле требуются матросы, то почему бы нет? Обстоятельства складываются так, что выбирать не приходится.

Барни посмотрел на солнце. Полдень миновал.

– Если мы и вправду намерены уехать, нужно торопиться, – сказал он.

Пускай им всем грозила немалая опасность, он не мог не обрадоваться скорому свиданию с морем.

Тут заговорил Эбрима, до сих пор молчавший:

– Если останемся, мы все погибнем. И первым убьют меня.

– Вы что скажете, тетушка? – справился Барни.

– Я уже не в том возрасте, чтобы отправляться в дальние края. К тому же я им не нужна, ведь я женщина.

– И что вы будете делать?

– Укроюсь у свояченицы в Кармоне. – Барни припомнил, что тетушка ездила туда на несколько недель каждое лето. – Уйду утром. Даже если Алонсо узнает, где я прячусь, вряд ли он станет преследовать меня.

Карлос принял решение:

– Барни, Эбрима! Забирайте из дома все, что сочтете нужным, и возвращайтесь сюда, досчитав до сотни, не позже.

Пожитков было немного. Барни прицепил к поясу кошель с деньгами и накинул сверху рубаху. Надел лучшие башмаки, прихватил плотную накидку. Меча у него не было – тяжелые и длинные клинки годились для поля боя, чтобы всаживать острие в уязвимые места в доспехах неприятеля, но в мирном городе такое оружие было ни к чему. Барни всунул в ножны двухфутовый испанский кинжал с округлой рукоятью и двусторонним стальным лезвием. В уличной сваре этакий кинжал куда смертоноснее меча.

На дворе Карлос, облаченный в свой новый камзол с меховым воротником, повесил на пояс меч и обнял бабушку, которая плакала, не стыдясь слез. Барни поцеловал тетушку в щеку.

Потом тетушка повернулась к Эбриме и сказала:

– Поцелуй меня снова, любимый.

Эбрима обнял ее.

Барни нахмурился.

– Эй… – протянул Карлос.

Тетушка жадно целовала Эбриму, ерошила его темные волосы, а Карлос и Барни озадаченно переглядывались, не зная, что сказать.

Наконец, разорвав поцелуй, тетушка произнесла:

– Я люблю тебя, Эбрима. Не хочу, чтобы ты уходил. Но я не могу допустить, чтобы ты остался и умер от пыток в камерах инквизиции.

– Благодарю за твою доброту, Элиса, – сказал Эбрима.

Они снова поцеловались, а потом Бетси отвернулась и в слезах убежала в дом.

Барни изнывал от любопытства, но молчал.

Карлос, изумленный не меньше, понимал, что сейчас не время для расспросов.

– Идем.

– Погоди. – Барни показал своим спутникам кинжал. – Если нас перехватят по дороге люди Алонсо, я не хочу попасть им в руки живым.

– Я тоже, – ответил Карлос, кладя ладонь на рукоять меча.

Эбрима откинул полу плаща и показал молоток с железным наконечником, засунутый за пояс.

Втроем они вышли на улицу и двинулись к набережной.

Они ждали встречи с людьми Алонсо, но чем дальше отходили от дома, тем спокойнее становились. А встречные от них шарахались и глазели вслед. Должно быть, они выглядели устрашающе – особенно Карлос с Эбримой, в синяках и крови.

Некоторое время спустя Карлос спросил у раба:

– Ты и бабушка?..

– Рабов нередко используют для плотских утех, – ровным голосом отозвался Эбрима. – Ты же знаешь, верно?

– А я не знал, – удивился Барни.

– Мы говорим между собой, когда встречаемся на рынке. Почти каждый из нас вынужден тешить чью-то похоть. К старикам это не относится, но рабы редко доживают до старости. – Эбрима покосился на Барни. – Педро Руис, отец твоей девушки, пользует Фару. Правда, ей приходится быть сверху.