Кен Фоллетт - Столп огненный

Джулиус взял в руки свечу и повел Донала в крохотную боковую часовню, с алтарем и изображением распятого Христа. Свечу он поставил на алтарь, с таким расчетом, чтобы свет пламени падал на изображение. Сам Джулиус встал спиной к алтарю, глядя Доналу в лицо, а перед глазами Донала очутились и епископ, и изображение на стене.

Джулиус взмахом руки попросил Ролло и Реджинальда не подходить ближе. Поэтому Фицджеральды остались в нефе, но могли видеть происходящее в часовне и слышать, о чем там говорят.

– Прошу тебя, забудь обо всех карах земных, – обратился Джулиус к Доналу. – Возможно, тебя станут пытать и сожгут на костре, как еретика, но не того тебе надлежит опасаться этим вечером.

– Неужели? – Донал боялся, но церковник явно пробудил в нем любопытство.

– Сын мой, твоей душе угрожает смертельная опасность. Что бы ты ни сказал сегодня днем в таверне, это не имеет значения, ибо Господу ведомо все. Он ведает, что ты натворил. Муки, ожидающие тебя в аду, куда страшнее всего, что может случиться с тобою в этом мире.

– Знаю, святой отец.

– Тогда ты должен знать и то, что Всевышний дарует нам надежду на прощение – всегда.

Донал промолчал. Ролло попытался разглядеть выражение его лица в неверных тенях, но не преуспел.

– Скажи-ка мне вот что, Донал, – продолжал Джулиус. – Если ответишь правдиво, я отпущу тебе грехи и Господь смилостивится над тобою. Но если соврешь, то отправишься прямиком в преисподнюю. Прими решение здесь и сейчас.

Донал немного запрокинул голову, разглядывая изображение Иисуса на стене.

– Где они проводят свои службы? – спросил епископ. – По каким дням собираются? И кто к ним ходит? Отвечай, я жду.

Донал застонал. Ролло затаил дыхание.

– Первый вопрос был – где.

Донал молчал.

– Тебе не нужно прощение? – делано удивился епископ. – Спрашиваю в последний раз. Ну, где?

– В сарае вдовы Поллард, – выдавил Донал.

Ролло позволил себе выдохнуть. Наконец-то!

Владение миссис Поллард стояло на южной окраине города, на дороге в Ширинг. Других домов поблизости не было, вот почему никто до сих пор не замечал сборищ протестантов.

– По каким дням? – не отставал Джулиус.

– По вечерам в субботу, – ответил Донал. – Сегодня тоже. Когда стемнеет.

– Значит, они крадутся по улицам в сумерках, чтобы их никто не видел, – проговорил Джулиус. – Эти люди предпочитают тьму свету, ибо их дела и сердца черны, как черно само зло. Но Господь все видит. – Он бросил взгляд на окно. – Уже почти стемнело. Они сейчас там?

– Да.

– И кто там?

– Филберт и миссис Кобли, Дэн и Рут. Еще сестра Филберта, брат миссис Кобли, их родные. Еще миссис Поллард, пивовар Эллис, братья Мейсон, Элайджа Кордвейнер. Больше я никого не знаю. Могут быть и другие.

– Молодец! – похвалил Джулиус. – Теперь я дам тебе свое благословение и ты сможешь уйти домой. – Он предостерегающе воздел в воздух палец. – Никому не рассказывай о нашей беседе, не хочу, чтобы люди узнали, откуда я получил эти сведения. Живи, как жил до сих пор. Ты меня понял?

– Да, святой отец.

Джулиус покосился туда, где стояли Ролло и сэр Реджинальд. Его голос резко изменился – из негромкого и дружелюбного сделался зычным и повелительным:

– Ступайте к тому сараю! Задержите еретиков, всех до единого!

Поворачиваясь, чтобы уйти, Ролло услышал хриплый шепоток Донала:

– Боже мой, я всех их предал!

– Сын мой, ты спас их души, – весомо произнес епископ Джулиус. – И свою тоже.

Фицджеральды, отец и сын, выбежали из собора. По главной улице они добрались до гильдейского собрания и созвали всех стражников, что дожидались в подвале. Затем ненадолго зашли в свой дом и вооружились мечами.

Все стражники прихватили с собой самодельные дубинки, а Осмунд взял крепкую веревку, чтобы связывать пойманных еретиков. Двое стражников держали в руках шесты с фонарями.

До владений вдовы Поллард было около мили.

– Быстрее будет верхом, – заметил Ролло.

– В темноте – вряд ли, – отозвался отец. – А цокот копыт можно предупредить протестантов. Нет, пойдем пешком. Я не хочу, чтобы хоть кто-то из этих мерзавцев выскользнул у нас из рук.

Отряд двинулся по главной улице, мимо собора. Горожане настороженно глядели им вслед, догадываясь, что у кого-то серьезные неприятности.

Ролло подумалось, что какой-нибудь приятель еретиков может сообразить, что происходит. Скорый на ногу бегун способен опередить стражу. Юноша ускорил шаг.

Они пересекли двойной мост Мерфина и миновали Лаверсфилд, а затем направились по дороге на юг. На окраине города было тише и темнее, чем у собора. По счастью, дорога вела прямо и не виляла.

Дом вдовы Поллард выходил окнами на дорогу, но сарай, где скрывались протестанты, отстоял далеко от дома. Покойный Уолтер Поллард владел малым поголовьем молочного скота. После смерти мужа вдова продала все стадо. Вот так у нее оказался надежный и пустой кирпичный сарай.

Осмунд распахнул ворота, и все последовали за ним, по тропе, протоптанной коровами, которых когда-то водили на дойку. Сарай прятался в темноте; разумеется, никто и не подумал прорубать в его стенах окна.

– Давай вперед! – прошептал Осмунд одному из стражников с фонарями. – Убедись, что нет другой двери.

Остальные осторожно приблизились к плотной двойной двери сарая. Сэр Реджинальд приложил палец к губам, призывая соблюдать тишину. Все прислушались. Изнутри доносилось многоголосое неразборчивое то ли бормотание, то ли пение. Чуть погодя Ролло узнал слова – в сарае читали «Отче наш».

По-английски.

Ересь, откровенная ересь. Иных доказательств не требовалось.

Фонарщик вернулся и прошептал:

– Другого выхода нет.

Реджинальд подергал дверь. Та, похоже, была заперта изнутри.

Это движение привлекло внимание протестантов. Голоса в сарае стихли.

Четверо стражников с разбега кинулись на дверь, и та рухнула. Реджинальд и Ролло первыми шагнули внутрь.

Два десятка людей сидели на четырех скамьях. Перед ними стоял простой квадратный стол, покрытый белым полотном; на полотне лежала краюха хлеба и стоял кувшин, наполненный, должно быть, вином. Ролло не мог не ужаснуться – эти люди устроили собственную мессу! Ему доводилось слышать о подобном, но он никогда не думал, что однажды увидит это своими глазами.

За столом стоял Филберт Кобли, в белой рубахе поверх дублета. Похоже, он изображал на этом сборище священника, хотя его никогда не посвящали в духовный сан.

Стражники и Фицджеральды молча взирали на эту святотатственную картину. А святотатцы таращились в ответ, слишком потрясенные, чтобы издать хотя бы звук.

Первым совладал с собою сэр Реджинальд.

– Еретики! Вы арестованы, все до единого! – Он помолчал и прибавил: – Ты мне за все заплатишь, Филберт Кобли!