Амиран Урушадзе - Кавказская война. Семь историй

Этот полуэскадрон состоял из представителей горской аристократии или горцев, особенно отличившихся на российской службе. Сформирован он был в 1828 году для несения конвойной службы при императорском дворе. Избранные горцы должны были охранять Николая I. Полуэскадрон находился в ведении шефа жандармов и царского любимца Александра Бенкендорфа, который так описывал цели его создания: «Напитанный дикостью и раздражительностью горский народ, враждующий с русскими, не может познать истинной причины беспрестанной вражды и удостовериться в желании Российского государя не уничтожать свободу горцев, а напротив того, даровать благоденствие, каким пользуются и другие его подданные. Чтобы внушить предварительно хотя некоторым из них эти благотворные виды, должно стараться приготовить их в положении, в котором спокойствие души дает возможность человеку выслушать и вникнуть в то, что ему объясняют. На этом основании сформирован был Лейб-гвардии Кавказско-горский эскадрон и, чтобы более доказать горцам желание государя императора прекратить вражду, назначен в Собственный Его Императорского Величества Конвой». Историк Владимир Лапин обратил внимание на ритуальный характер организации горского полуэскадрона, «кумыки, лезгины и чеченцы в царском конвое были зримым и понятным символом присоединения Дагестана и Чечни».

Но здесь можно выделить и другие мотивы. Бенкендорф признавал, что невозможно сразу перевоспитать на нужный империи лад весь Кавказ. Полуэскадрон замышлялся как школа подготовки авангарда по-новому образованных и воспитанных горцев. Выпускники этой школы служили для своих «диких» соотечественников, продолжавших отчаянную и «вредную» борьбу, примером благополучной жизни верноподданных «белого царя». В 1836 году главнокомандующий на Кавказе барон Розен в рапорте военному министру Чернышеву отмечал, что «цель правительства в приглашении на службу горцев состоит в том, чтобы скорее сблизить их с нами, смягчить их нравы, и вместе с тем дать им понятие о силе и могуществе России».

Идея была не нова. Еще австрийская императрица Мария Терезия (1740–1780) «окружила себя лейб-гвардией из венгерских дворян», которых учили почитать династию и быть преданными империи. Таким путем венгерское дворянство превращалось из оппозиции в опору престола Габсбургов.

Хан-Гирей и другие горцы учили русский язык, общались с сослуживцами из других гвардейских частей. Начальство строго следило за тем, чтобы их не обижали. Бенкендорф прописал свод правил обращения с горцами. Вот некоторые из них: «Не давать свинины и ветчины. Строго запретить насмешки дворян и стараться подружить горцев с ними. ‹…› Телесным наказаниям не подвергать… Не заставлять самих чистить свое платье. ‹…› Не препятствовать свиданию с единоплеменниками».

Но случались и скандалы. Некоторые горцы, очутившись вдали от дома, пускались во все тяжкие: драки, дуэли, дебоши и прочие «прелести» молодой разгульной жизни. Начальство было обеспокоено растущим числом подобных случаев. В рапорте военному министру Чернышеву Бенкендорф называл причиной неприятностей то, что во вверенное ему подразделение присылаются «люди низкого происхождения». Шеф жандармов настаивал на «строгой разборчивости» в выборе горцев для службы в гвардейском полуэскадроне, поэтому было решено отправлять на службу в Петербург только представителей тех народов, которые имеют аристократию — князей и дворян. Первых делали юнкерами, а вторых оруженосцами. Так социальная иерархия сохранялась и в императорской гвардии. В этом николаевское правительство видело залог дисциплины и спокойствия. Но неприятности все равно случались.

Хан-Гирей выделялся среди всадников полуэскадрона знатностью происхождения, уже имевшимися заслугами и проявленными способностями. Он приобретает доверие Бенкендорфа, а через царского фаворита становится известным и Николаю I. Хан-Гирей делал успешную карьеру, завоевывал уважение начальства, был на виду. Как писал он сам: «Заслужить хорошее внимание начальства я поставлял всегда первейшею целью моей жизни».

«Le charmant circassien» (очаровательный черкес) — так Хан-Гирея называли в петербургских салонах, всегда открытых для желанного гостя «с Кавказа». Горец завел знакомство с Николаем Гречем — издателем журналов «Сын Отечества» и «Русский вестник». Хан-Гирей приносил свои первые литературные опыты Гречу на дом, куда захаживали «звезды» русской литературы Пушкин и Лермонтов. В «Русском вестнике» публикуются повести Хан-Гирея «Черкесские предания» и «Князь Канбулат». Затем выходит и историко-этнографический очерк «Вера, нравы, обычаи, образ жизни черкесов». «Статья сия не сбор заметок, часто непонятных и обезображенных: она принадлежит тому же автору, который подарил в прошедшем году „Русский вестник“ повестью „Черкесские предания“, и где в живой картине изображены были им также предания, быт и поверья черкесов, — писал Греч. — Черкесия — родина автора, обогатившего себя европейским просвещением, но не оставляющего ни веры, ни быта отцов своих, знаменитых между первейшими черкесскими князьями, хотя почтенный автор ознакомился с жизнью европейцев среди высшего петербургского общества. Нам остается просить его продолжить драгоценные заметки, которые, конечно, обратят на себя внимание не только русских, но и даже иностранных ученых. А какой материал для поэтов!»

1837 год — пик карьеры Хан-Гирея. Он произведен в полковники и назначен командиром Кавказско-горского полуэскадрона. Тогда же Хан-Гирей получает звание флигель-адъютанта и входит в свиту императора. Николай I называет Хан-Гирея, которому нет еще и тридцати, «черкесским Карамзиным», а императрица Александра Федоровна танцует с ним мазурку.

Российская империя не раз пробовала закончить войну с горцами мирным соглашением. Но все эти предложения сводились к требованию безоговорочной капитуляции или, как писали имперские начальники, «безусловной покорности». Накануне царской поездки на Кавказ (1837) для переговоров с горцами решено было послать Хан-Гирея. Почему выбор пал на «черкесского Карамзина», вполне понятно: представитель известного и влиятельного адыгского рода, верный и честолюбивый офицер. Лучшей кандидатуры в PR-менеджеры «белому царю» действительно было не найти.

Сам Хан-Гирей с воодушевлением встретил новое поручение императора. Военному министру он писал, что царское внимание считает «совершенным счастием». Хан-Гирей поспешил предложить собственную стратегию принуждения горцев к миру. Суть ее сводилась к давно известному положению, которое стало одним из принципов российской политики на Кавказе: лучше и легче иметь дело с князьями и дворянством, чем с вольными демократическими обществами. Родовитый аристократ Хан-Гирей писал: «всякого рода сношения с первыми, то есть с коленами, состоящими под управлением князей и подвластных им дворян, будут несравненно успешнее, нежели с последними, то есть с племенами, имеющими правление, похожее на демократическое или народное». Все это полностью соответствовало мнению военного министра Чернышева и императора Николая I. Хан-Гирей наверняка вновь заслужил одобрение начальства.