Николай Матвеев - Принцесса науки [Софья Ковалевская]

Ковалевский выдержал экзамен и получил так необходимую ему магистерскую степень. Но в университет его все же не взяли, хотя в дипломе было четко написано, что „г. Ковалевскому представляются все права и преимущества законами Российской империи, со степенью магистра соединяемые“.

Не лучше шли дела и у Софьи Васильевны. Известный ученый, сказавший свое новое слово в математике, максимум, на что она могла рассчитывать в России, — это на место учительницы арифметики в младших классах женской гимназии.

— К сожалению, я не тверда в таблице умножения, — невесело шутила по этому поводу Софья Васильевна.

Появилась было надежда читать лекции на подготовительных Аларчинских курсах, но из этого ничего не получилось: не нашлось студенток, знающих высшую математику. И позднее, в 1878 году, когда открылись Бестужевские высшие женские курсы, Ковалевской не дали читать там лекции, несмотря на то, что она была членом Комиссии по обеспечению этих курсов денежными средствами и даже предлагала читать бесплатно.

Софья Васильевна решила сдавать магистерский экзамен, а пока занялась переводами, помогая мужу в его издательских делах. А дела у Ковалевского шли далеко не блестяще. Сначала Владимир Онуфриевич решил „освежить“ свои „издательские дела, чтобы получать хоть немного постоянного доходу“. Он стал выпускать пятый и шестой тома Брема и, кроме того, наметил издать „народного Брема“, то есть то же издание, только сокращенное и дешевое. Если бы планы Ковалевского осуществились — он сразу получил бы большую сумму денег за проданные книги. Но издание Брема вовремя не вышло в свет, и Владимиру Онуфриевичу пришлось занимать деньги под проценты, тратить силы и время на поиски новых средств и совсем отложить занятия наукой. Потом он решил переиздать несколько хорошо распроданных ранее книг, стал готовить к изданию античных классиков. В стремлении немного разбогатеть Ковалевский метался из стороны в сторону, не понимая, что коммерция совершенно не его дело.

Не смог Ковалевский отказать и А. С. Суворину, владельцу газеты „Новое время“, когда тот, еще стоявший на радикальных позициях, пригласил его работать в редакции. Владимир Онуфриевич взял на себя ответственную работу: он был фактически выпускающим, писал передовые, хронику и т. п. А Софье Васильевне Суворин поручил работу, как сейчас сказали бы, научного обозревателя и одновременно театрального рецензента.

Совершенно неожиданно выяснилось, что Ковалевская обладала даром, неоценимым для журналиста: о сухих, сугубо научных вещах она умела писать живо и интересно.

Театральные рецензии она тоже писала своеобразно. Не пересказывала сюжет и не давала оценку артистам, что обычно делали рецензенты, а в первую очередь обращала внимание на качество пьесы — ее композицию, внутреннюю логику, развитие действия. И главное, она отмечала, прогрессивна ли пьеса, заставляет ли она зрителя задуматься над общественными вопросами.

Софья Васильевна занималась и беллетристикой. Еще в 1877 году она написала повесть „Приват-доцент“ о немецких ученых. К сожалению, рукопись эта безвозвратно затерялась, но письмо Ковалевской к Анне Шарлотте Леффлер, где она кратко рассказывает о повести, сохранилось.

„Я думаю, что если совершенно переработать его, то могу сделать нечто замечательное. Я в самом деле немного горжусь тем, что в такие молодые годы я так хорошо понимала некоторые стороны человеческой жизни. Когда я анализирую чувства Э. по отношению к Г., мне кажется, что я действительно хорошо описала отношения между моим приват-доцентом и его профессором. И каким великолепным случаем это может быть для проповеди социализма! Или же во всяком случае для того, чтобы развить тезис, что демократическое, но не социалистическое государство представляет величайший ужас, какой только может иметь место“.

Ковалевская мечтала о социализме, хотя понимала его в утопическом духе, в духе „Города Солнца“ Кампанеллы и „Утопии“ Томаса Мора. Впрочем, в то время многие передовые люди представляли себе социалистическое общество именно таким.

Сотрудничество в „Новом времени“ давало Ковалевским скромный, но верный заработок, но, когда газета стала менять свой курс, они ушли из нее.

В это время умер старый генерал Корвин-Круковский. Имение он оставил сыну, а дочерям завещал деньги, но распоряжаться ими они не могли без разрешения матери. Софе предназначалось сорок тысяч рублей, и этой суммы вполне хватило бы на скромную, но безбедную жизнь, но, на беду, супруги Ковалевские решили заняться предпринимательством.

Этот общий дух предпринимательства и наживы коснулся всех слоев общества, в том числе и интеллигенции. Получилось так потому, что в 70-е годы промышленность в России бурно развивалась. Вырастали новые заводы, возникали акционерные компании, банки и товарищества, строились целые кварталы. Умный, энергичный человек мог в короткое время разбогатеть.

Родные Софьи Васильевны не одобряли деятельность ее мужа, но она считала, что они не правы, и стояла на стороне Владимира Онуфриевича.

А тут еще бывший товарищ Ковалевского по училищу правоведения удачно купил земельный участок и выстроил на нем дом, который выгодно сдал в аренду. Он разжег воображение Владимира Онуфриевича рассказами о колоссальных прибылях, которые приносит продажа домов. И Ковалевский увлекся этой идеей: провести подряд несколько удачных торговых операций, нажить состояние и после этого безмятежно отдаться науке — это казалось ему таким простым. Да и брат Александр написал ему из Одессы, что думает купить дом и сдавать внаем квартиры.

„Стоит ли вообще покупать человеку с энергией уже построенные дома, и кажется, гораздо выгоднее строить их самому, — ответил ему Владимир Онуфриевич. — Эта мысль пришла мне в голову только сию минуту, и я выкладываю ее тебе“.

Энергии у Ковалевского было много, а вот терпения, выдержки, предпринимательской смекалки не оказалось вовсе. Но он и жену заразил своей верой в успех. Долгими вечерами они подсчитывали будущие доходы, и цифры уверенно свидетельствовали: быть им миллионерами.

Действительно, сначала дело шло хорошо. Владимир Онуфриевич с азартом вникал в тонкости строительства, разговаривал с подрядчиками. Он почти забросил науку и всю свою неугомонную энергию направил на устройство благосостояния своей семьи. Он начал строить дом с оранжереей, а несколько позже баню для населения Васильевского острова. Размах у Ковалевского был большой, а денег не хватало. Он брал большие суммы в банках, закладывал и перезакладывал еще не достроенные здания, и получилось так, что проценты, которые ему приходилось выплачивать по закладным, превышали доходы. Положение становилось сложным.