Гуннель Алин - Ганнибал-Победитель

Твоя ошеломлённая свита, часть которой спешилась, а часть продолжала сидеть верхом, естественно, хотела получить точные сведения о случившемся на их глазах. Они закостенели, а их кровь заледенела при мысли сначала о непосредственных, затем — о более отдалённых его последствиях. Сие конкретное происшествие способствовало кипению среди свиты страстей, связанных с открывавшимися возможностями, оно смешало её мысли и чувства, породило идеи и прожекты, которые могли перетасовать всё и вся, поменяв людей ролями и представив их в новом свете.

Падение правителя, причём падение буквальное, повлёкшее за собой появление трупа, казалось бы, не предъявляет ни к кому дополнительных требований. Все мёртвые тела схожи в том смысле, что смерть в любом случае имеет одинаковые последствия: смерть убивает тело, убивает человека. Однако с кончиной правителя связаны некие экстраординарные явления. Она высвобождает тени: власть и почести, богатство и возможность распоряжаться им, право повелевать и ожидать подчинения, дела, оставшиеся неоконченными и требующие завершения, — всё, что само по себе, казалось бы, ничто, поскольку больше нет тела, к которому это прилагалось, нет человека, который нёс бремя всего этого, правитель лежит мёртвый. Призрачные мороки, одуряющие тени разлетаются в разные стороны от того, кто не только более не способен ничего нести, но кого нужно нести другим. В такие минуты держава и власть на некоторое время съёживаются, боевой дух утрачивается, кругом воцаряется пустота.

Сами же тени взмывают вверх и начинают парить над головами. Они ищут и одновременно не ищут себе новых хозяев, пытаются соблазнить и бегут их. В самый что ни на есть ответственный период они заигрывают и дразнят: «Возьмите нас, если сумеете!» В иерархической структуре приближённых, в которой совсем недавно каждый знал своё место, наступает бурление и хаос, да, хаос, который потрясает её до самого основания. Званые и незваные начинают ссориться, интриговать и мысленно даже драться за эти тени, оставленные смертью на попечение живых.

Кто будет облечён тем, от чего смерть освободила правителя? Как и когда это произойдёт? Облекающие пока пустоту одежды дрожат, словно тени в Аиде. В точности как раньше уже не будет, даже тени не останутся прежними. Каждый честолюбец становится разбойником Прокрустом [148]: если одеяние слишком коротко, его необходимо вытянуть, если слишком длинно — обрубить.

Кто сопоставит правителей и героев с тенями, которые отбрасывают порабощённые? Это сделаю прямо сейчас я, Йадамилк. Власть и славу нужно откуда-то взять, их нужно захватить и похитить, нужно сосредоточить в одном месте и копить дальше, на них нужно навести лоск, чтобы они ослепляли живых. Тени, чёрные мороки, которых не желает знать смерть, исходят от подавляемых. Правителям нужно иметь в своём распоряжении тех, кем править, повелителям — тех, кому повелевать, героям нужны побеждённые и неудачники. Тому, кто, облечённый великолепием, стоит впереди, нужны толпящиеся вдали оборванцы; бедняки видят свою нужду в зеркале неизрасходованного богатства богачей, ибо богатство всегда продолжает накапливаться и остаётся неизрасходованным. Когда власть, полномочия и ценности отбираются у людей в пользу правителя, героя и богача, тогда бедные и объявленные недееспособными видят, что блеск и всякие побрякушки не более чем тени, которые отбросили от себя сами бедняки.

Ганнибал испытал Ничто и преодолел его. Он до конца испил чашу, наполненную для него Небытием.

Но об этом не знали ни свита, ни кто-либо другой — за исключением богов, пожелавших подвергнуть его такому испытанию. Сам я даже не видел падения. Однако до меня, еле передвигавшего свинцовые ноги рядом с Медовым Копытом, донеслись сначала гул удивления, затем испуганные крики и красноречивая тишина. Мой раб Астер шёл сзади и своим зорким, терпеливым взглядом следил за тем, как я справляюсь с трудностями пути. Он носил тюрбан на манер мученического венца: совпадение, о буквальности которого не подозревали тогда ни он, ни я; теперь же я представляю его себе в этом венце — распростёртое во весь рост, искалеченное, забитое до смерти тело.

Пока я плёлся вперёд, произошло нечто заслуживающее внимания. Навстречу нам, против движения войска, протиснулся отряд верховых карфагенян. Их послали усилить охрану воинской казны и других находящихся при нас ценностей. Если Ганнибал и правда погиб, всякое может случиться... Будет ли теперь отменен переход через Альпы, или Рим по-прежнему останется нашей целью? Возможно, кто-то уже приказал поворачивать назад? Возможно, уже прозвучал приказ перебросить все силы в Испанию и Карфаген... или вовсе распустить наше войско?

Значит, какой-то приближённый уже примерил на себя одну из освободившихся после Ганнибала теней и сообразил, чем это чревато: «Выставьте охрану у воинской казны и всего, что имеет обменную ценность. Карфагеняне, окружите железным кольцом богатства, которые служат залогом нашего будущего! Наёмники могут взбунтоваться и отнять их!»

— Ганнибал мёртв! — послышались крики впереди и сзади меня.

Я не мог в это поверить.

— Это неправда! Замолчите! Это не может быть правдой! — возопил я.

Я был настолько уверен, что продолжал кричать — между приступами тяжёлого удушья. О, боги, мне было необходимо, чтобы Ганнибал был жив. Ганнибаловы победы должны были стать моими победами. Ганнибаловы деяния должны были породить мои деяния, которым ещё предстояло расти и зреть. «Ошибка, обман зрения, путаница, — шептал я самому себе, — кто-то другой, а не Ганнибал, упал с обрыва и расшибся насмерть». Я не переставал успокаивать себя этим бормотанием, пока крики вокруг не сменились другими, которых я именно и ждал:

— Ганнибал жив! Ганнибал жив!

И всё же конь сбросил его, а не кого-то ещё, и он пролетел вниз довольно большое расстояние. Что произошло потом? Помог ли кто-нибудь из приближённых своему начальнику и повелителю? Пока нет. В головах свиты молниями замелькали разнообразные возможности, завертелось всё, что с этой минуты могло принять тысячу разных оборотов, закрутился вихрь теней, которые отбрасывают от себя беспомощные и бремя которых смерть снимает с тела, когда производит свою опустошительную работу. Ганнибал лежал труп трупом, не подавая ни малейших признаков жизни. «Воинская касса, нам следует опасаться наёмников!» — подумал один из свиты. «Нужно раздобыть верёвки и какие-то приспособления, чтобы поднять тело сюда: снизу до Ганнибала не добраться», — произнёс другой. Не успел этот последний закончить фразу и повелеть доставить на уступ всё необходимое, как увидел внизу полуобнажённого мужчину, который лез на отвесно вздымавшуюся над ним скалу: гора продолжала как ни в чём не бывало возвышаться всей своей коварной массой и даже улыбаться яркозубой улыбкой, когда на её поверхность попадало ослепительное солнце.