Юрий Малевинский - Дороже всякого золота [Кулибин]
- Название:Дороже всякого золота [Кулибин]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:1980
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юрий Малевинский - Дороже всякого золота [Кулибин] краткое содержание
Дороже всякого золота [Кулибин] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Братцы, не поминайте лихом!
Рванулся в сторону. Серебром брызги разметались. Забегали на берегу стражники, стрельбу подняли. Кто-то из бурлаков подтолкнул Хурхома.
— Беги, в остроге и без тебя тесно…
До поздней ночи лежал парнишка под опрокинутой рыбацкой лодкой, потом побрел вверх по реке бечевником. Знал он, что Нижний где-то там, куда тянет расшивы голь бурлацкая. Есть там и Макарье. Сказочная страна, в которой много денег и веселья. Бурлаки ждали Макарья, словно светлого праздника.
…Унесли Хурхома воспоминания в далекие времена, не заметил, как совсем завечерело. На городской стороне светлячками затеплились огоньки. Там были обжитые теплые дома — тут плескалась холодная река.
О ногу Хурхома потерлось что-то большое, лохматое. Это был старый пес Цыган. Видел Хурхом, как возле лабаза впились клыки молодого пса в горло Цыгана. Швырнул Хурхом палку, разогнал собак. Но и теперь еще глаза Цыгана жгли душу старому бурлаку.
— Что, брат, невесело жить-то? — Провел он ладонью по забитой репьями спине пса. — Сегодня уцелел, а завтра, может, и крышка нам с тобой придет.
Один светлячок на горе оживился, стал расти и вдруг вспыхнул факелом.
— Вон, гляди, еще кто-то без дома останется. С протянутой рукой пойдет, на погорелое место просить. У нас с тобой, друг, и погорелого-то нет. У тебя вон хоть имя есть — Цыган, а у меня и оно забыто.
Все тревожнее колотились колокола на городской стороне. Пламя змейками поползло в разные стороны.
— Эх, разве мало при французе горело? Сказывают, всю Москву огонь слизнул. Постой, да ведь это никак на Успенском съезде занялось? Как бы Ивана Петрова не задело! Что, брат, не знаешь Ивана Петрова? Облегчение он всем бурлакам хотел сделать, лямки снять.
Цыган вильнул хвостом.
— Кажется, и ты, божья тварь, понятие имеешь.
Хурхом перевернул ботник, столкнул его в реку на волну, сам перевалился через борт. Весла не было. Отломил доску от кормового сиденья, подгребал ей. На берегу скулил Цыган.
Гуляет пламя на Успенском съезде как метель в зимнюю пору. Гребет Хурхом изо всей силы. Кто-то окликнул его с черного борта расшивы:
— Куда чалишь, леший?
— Не кричи, мил человек. Сказывай лучше, кто на Успенском горит?
— Лешак его знает, — отозвался голос с баржи, — слышно, колдун какой-то. Отваливай, сказано, нече по ночам баловать!
Не слышал последних слов Хурхом. Греб так, что доска обломилась.
«Эх, Петрович, Петрович, свалилась беда на твою голову!»
Накатился ботник на камни, перелетела вода через борт, а Хурхом, припадая на больные ноги, уже бежал навстречу огню.
В канаве застряла бочка с водой. Пожарный бил клячу кнутом. Любопытные стояли кругом. Лошаденка беспомощно рвалась из оглоблей.
— Люди добрые, что же это! — закричал Хурхом. — Пособить надо!
Он схватился за колесо телеги, подбежало еще несколько человек.
— Ну, милая!
Бочка, переваливаясь на ухабах, потащилась в гору. Рядом с Хурхомом приплясывала какая-то старушонка.
— Э-э-э, правду люди говорят: бог покарал колдуна.
— Ты сама ведьма! — цыкнул на нее Хурхом.
— Молчи, окаянный, господь вершит суд праведный.
Старушонку оттерли. Желающих поглазеть на пожар было много. Они двигались в гору, прилипали к домам и заборам, глядели, как зверем мечется огонь.
Добровольцев тушить пожар не находилось, и огонь лихо гулял по галерее дома. Старик с белой бородой, путаясь в полах длинного кафтана, метался по двору. Из-за кучи головней — все, что осталось от амбара, — выбежала навстречу Хурхому обезумевшая женщина.
— Хурхомушка, родненький, за что наказание такое?
Она упала на землю и забилась.
— Детей-то, детей?! — бросился к женщине Хурхом.
— Вынесли, — ответил кто-то рядом. — Вот самоходы все сгорят…
Хурхом выхватил у пожарного ведро, опрокинул воду на голову и скрылся в клубах дыма. В сенях горячо лизнуло пламя. Упал на пол, руки нащупали порог горницы. Хурхом знал: в ней на табуретках — макеты самоходов, на стене — часы дивной работы. Перевалился через порог, ударился головой о токарный станок. «А, черт, хоть бы ведро воды кто плеснул!» Макет самого большого судна стоял в простенке между окон. Петрович говорил, что будет бегать оно по Волге лихачом. Хурхом дотянулся рукой до гладкого борта судна, обхватил и вместе с макетом вывалился в проем окна.
…Очнулся Хурхом в телеге. В нежно-голубом небе парил ястреб. Лошадь неторопливо шлепала копытами. Солнце заслоняла широкая спина возницы.
— Куда меня волокешь? — прошептал запекшимися губами Хурхом.
Возница обернулся. Это был татарин в выгоревшей, как дорожная пыль, тюбетейке.
— Жива?
Щелочки глаз брызнули радостью.
— Ой, как хозяин беспокоился! Все его добро огонь взял — ему ничева, твоя здоровье — больно переживал.


После пожара жил Иван Петрович в Карповке, потом в доме своего бывшего ученика Алексея Пятерикова. Худо старому человеку без угла. Оставалось обратиться в «общественное призрение». Несколько унизительных часов просидел изобретатель среди нищих и калек, дожидаясь приема. Кто бы мог поверить, что этот старик в потертом кафтане был чтим императрицей Екатериной и всемогущим князем Потемкиным.
В «общественном призрении» выдали погорельцу взаимообразно 600 рублей. На эти деньги купил Кулибин ветхий домик.
Из крошечного оконца видно Волгу. Не широкую, раздольную, а голубой лоскуток. Иван Петрович опускает перо в чернильницу и пишет на листе бумаги: «Неусыпными попечениями вашего императорского величества о благе верноподданных воздвигнуты великолепные здания в Санкт-Петербурге: церковь Казанские пресвятые богородицы, при реках каменные берега, биржевой зал, чугунные мосты, увеселительные бульвары и многие другие значительные строения, возвысившие сей престольный град красотою и величеством выше всех в Европе. Недостает только фундаментального на Неве-реке моста, без коего жители перетерпевают весной и осенью великие неудобства и затруднения, а нередко и самую гибель…»
…В голубом лоскуте показалась расшива. Подается с трудом. Где-то там, под берегом, тянет ее бурлацкая ватага. Ноги избиты в кровь, плечи стерты, лохмотья волочатся по песку.
…Что это? Из-за Печерского монастыря бежит против воды судно с трубой. Дым реку застилает. У Егорки глаза острые, видит: колеса о воду толкаются. Вот это самоход! Летит Егорка к Петровичу рассказать, что на реке видел. Возле ворот старый Хурхом стоит.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: