Алексей Шишов - Последний стратег

Егорлицкая была последней станицей Донской области. Дальше начиналась Ставропольская губерния, занятая частями ушедшей с фронта 39-й пехотной дивизии. Здесь ещё не было советской власти, но были местные советы, анархия и ненависть к кадетам. Корнилов потребовал ускорить движение, по возможности избегать боев.

…B Лежанке путь преградил красногвардейский отряд с артиллерией. По команде генерала Маркова офицерский полк развернулся и, не останавливаясь, пошёл в атаку, прямо на деревню, опоясанную линиями окопов. Огонь батареи становится беспорядочным, ружейный и пулемётный - всё более плотным. Цепи останавливаются и залегают перед болотистой, оттаявшей речкой.

В обход села выдвигается Корниловский полк. За ним с группой всадников устремляется и сам Лавр Георгиевич с развёрнутым трёхцветным флагом. В рядах волнение. Все взоры обращены туда, где виднеется фигура главнокомандующего. Вдоль большой дороги совершенно открыто юнкера подполковника Миончинского подводят орудия прямо к цепи. Наступление, однако, задерживается.

Но вот офицерский полк не выдерживает: одна из рот бросается в холодную, липкую грязь речки и переходит вброд на другой берег. По полю бегут в панике люди, мечутся повозки, скачет батарея. Корниловский полк, вышедший к селу с запада через плотину, вместе с офицерским преследуют красноармейцев...».

В тех же «Очерках» их автор описывает эпизод после боя за ставропольское село Лежанку:

«У дома, отведённого под штаб, на площади, с двумя часовыми-добровольцами на флангах, стояла шеренга пленных офицеров-артиллеристов квартировавшего в Лежанке большевистского дивизиона.

Вот она, новая трагедия русского офицерства!..

Мимо пленных через площадь проходили одна за другой добровольческие части. В глазах добровольцев - презрение и ненависть. Раздаются ругательства и угрозы. Лица пленных мертвенно бледны. Только близость штаба спасает их от расправы.

Проходит генерал Алексеев. Он взволнованно и возмущённо упрекает офицеров. И с его уст срывается тяжёлое бранное слово. Корнилов решает участь пленных:

— Предать полевому суду.

Оправдания обычны: «не знал о существовании Добровольческой армии...», «не вёл стрельбы...», «заставили служить насильно, не выпускали...», «держали под надзором семью...» - Полевой суд счёл обвинение недоказанным. В сущности, не оправдал, а простил. Этот первый приговор был принят в армии спокойно, но вызвал двоякое отношение к себе. Офицеры поступили в ряды нашей армии...»

В последующих боях Добровольческой армии в ходе Гражданской войны пленные офицеры, мобилизованные в Красную армию, как правило, сразу же «призывались» в ряды белых. Расстрелу подлежали только члены партии большевиков, участники октябрьского переворота или те, чья вина в развале Русской армии на фронте была доказана их бывшими сослуживцами.

Что касается пленных красноармейцев из числа рядовых, а также мобилизованных специалистов (врачей, фельдшеров, инженеров, телеграфистов, паровозных бригад и пр.), то они, после «чистки», проводимой контрразведкой, становились пополнением белых армий. Из бывших красноармейцев формировались не только отдельные роты и батальоны, но и целые полки, входившие в состав Добровольческой армии.

Впрочем, подобная кадровая политика с неизбежной «чисткой» военнопленных проводилась и советским командованием. В рядах Красной армии, особенно к концу Гражданской войны, воевали многие десятки тысяч бывших белых военнослужащих, в том числе и из офицерства.

Командование Добровольческой армии ожидало, что противная сторона встретит белых на границе Кубанской области. По крайней мере, выставит сильные, маневренные заслоны с артиллерией. Поэтому вперёд, по степной дороге, были высланы конные разъезды. Они «добежали» до ближайших хуторов, осмотрели с холмов округу. Вернувшись, старшие команд дозорных докладывали Корнилову:

— Ваше превосходительство, путь чист. На десять вёрст и больше никаких войск не замечено...

Добровольцы с воодушевлением вступили в богатый Кубанский край. Он встретил их с искренним радушием, накормив и напоив измученных переходом по зимней степи людей. В отличие от Дона, первые же станицы и хутора дали пополнение в людях.

Станица Незамаевская первой выставила конный казачий отряд в полторы сотни шашек.

Командующий армией, не скрывая радости, сказал Алексееву:

— А что, Михаил Васильевич, истое навались кубанские казачки по старой России, по её порядкам.

— Лавр Георгиевич, одна станица — не вся Кубань.

— Почему вы так говорите?

— По собранным сведениям разведотдела, в крае есть станицы, которые ещё с осени прошлого года приняли большевистскую власть.

— Ну и что из этого? Я родом из казачьего сословия и психологию вольных людей знаю. Не пойдёт Кубань и Терек против нас на стороне красных. Никак не может пойти.

— Я, Лавр Георгиевич, очень уповаю на честь и чувство долга казачества. Но ведь и местные большевики не лыком шиты. Да и кубанские автономисты нам немало вреда принесут.

— Пусть красные сразятся с нашими добровольцами. Тогда посмотрим, кто кого осилит в чистом поле.

— Победа будет за нами. В это я верю. Но попомните моё слово, будут на нашем пути станицы не в пример Незамаевской.

— Пусть будут, Михаил Васильевич. Казак постреляет по своим и одумается...

В том споре прав оказался Алексеев, по крайней мере, на начало 1918 года. При подходе к станице Березанской, 1 марта, авангард добровольческих войск оказался под обстрелом. Град пуль летел из окопов, вырытых за одну ночь. Они приметно, чёрной полосой земли, опоясывали казачью станицу. В них засели, как оказалось, не красногвардейцы, а местные казаки-кубанцы и иногородние, проживавшие в этой станице, решившие отбиться от «кадетов». Такое решение было принято на станичном сходе.

Бой за Березанскую был краток. Добровольческая артиллерия, экономя снаряды, сделала прицельно залп-другой по линии окопов. После этого, утопая по колено в весеннем, начавшем подтаивать снегу, в атаку дружно пошли цепи корниловцев и марковцев.

Боем руководил лично генерал-майор Марков, «быховец». Популярность этого генерала, георгиевского кавалера, была среди добровольцев исключительной.

Когда он, приметный в своей огромной белой папахе, в сопровождении двух-трёх конных адъютантов влетел на окраину станицы, то сразу понял, что сопротивления не будет. Марков приказал одному из адъютантов:

— Поручик, лети к командующему. Скажи Лавру Георгиевичу, что Березанская взята. Потери - считанные единицы...

Те из местных казаков, что сидели в окопах, после второго орудийного залпа разошлись по домам, попрятав оружие. Иногородним на снисхождение рассчитывать особо не приходилось, и они поспешили покинуть станицу, уйдя на близкие Выселки.