Борис Алмазов - Ермак

Но этого не могли знать и предвидеть казаки, шедшие с обозом в желанную им далекую Сибирь.

Теперь Москва резко изменила тактику и брать из-гоном города и урочища татарские казакам категорически запретила. Учитывая опыт взятия Казани, московские стратеги решили брать Сибирь обкладом, как в оное время брали Казань.

Отряду Василия Сукина было приказано срубить на высоком берегу Туры и устья реки Тюменки, на месте древней столицы тобольских татар Чимги-Туры, — Тюменский острог. И, закрепившись на Туре, не предпринимать никаких попыток к овладению Кашлыком.

Тюменский острог был поставлен быстро, и через год воеводы затребовали подкреплений из Москвы, для дальнейшего продвижения к Тоболу и Каш лыку.

В Сибирь был отправлен письменный голова из Ряжска Чулков, который привел дополнительно несколько сот стрельцов.

Переформировавшись в Тюменском остроге, соединившись с отрядами Черкаса и Мещеряка, Чулков спустился по Туре и Тоболу на Иртыш и в пятнадцати верстах от Кашлыка, занятого татарами, стал рубить Тобольский острог.

Взглянуть на мертвого Ермака Кучум прибыл последним. Не слезая с коня, он подъехал к помосту. Вопившая и плясавшая толпа пала на колени — лицами в землю и теперь походила на россыпь покатых безмолвных камней. Даже дыхание их не было слышно, только гудели синие трупные мухи, столбом стоявшие над покойником.

Лицо Ермака было закрыто куском ткани. Слуги было кинулись стянуть ее, но Кучум остановил. Он посмотрел на босые раздутые сизые ноги утопленника и представил на секунду, что там под тряпкой. Не таким хотел он видеть Ермака...

Вот если бы его привели связанного, со льдом страха в глубине глаз, который так нравился хану. Он любил видеть этот лед в глазах всех, кто смотрел на него.

Если бы можно было сначала ласково порасспросить Ермака, зачем он шел сюда, почему по татарским улусам ползет и крепнет слух, что именно Ермак — князь сибирский истинный. А потом медленно, по капле вытянуть из него, выцедить жизнь. Чтобы ой превратился в кровавую тряпку, в липкую тушу без кожи, которая бы еще жила, еще бы испытывала боль, трепетала...

Может быть, тогда бы утихла ненависть и жажда мести в душе у Кучума, а так... Ну, лежит труп утопленника, вытащенный из реки... Кто это? И можно ли быть уверенным, что завтра этот Ермак не появится на своих лодках еще на какой-нибудь реке?

Если бы можно было вернуться назад! Если бы той осенью он не ждал Алея, а встретил бы Ермака на суше — там, в горах, пока они тащили на себе свои проклятые лодки. И их можно было брать голыми руками. Их нужно было давить конями, заваливать трупами, но остановить на суше, пока они не вышли к реке...

Кучум повернул коня и медленно поехал прочь. Мурзы следовали за ним в некотором отдалении. Мало их стало. Еще недавно целая толпа всадников шла за ханом. Они подобострастно ловили каждое его слово, каждый приказ. А теперь — вот эти старички. Самые верные. А скорее всего, те, кто никому не нужен. Иные уже перебежали к Сеид-хану.

Он молодой и глупый, этот Сеид-хан. Он думает, что со смертью Ермака нашествие московцев прекратилось. Как бы не так. Беда в том, что они узнали дорогу и придут еще. Они будут подыхать от цинги, умирать с голоду, но будут идти и идти. Нужно ждать, пока не рухнет Русь, а она должна рухнуть.

Старый полуслепой Кучум был связан со всем уходящим миром ханств, княжеств, царств, которые наследовали Золотой Орде. Тех, что не растворились в неведомой и огромной Руси, но держались друг за друга, потому что их скреплял ислам.

К сожалению, правители блистательной Бухары никак не могли сейчас помочь своему верному вассалу Кучуму, потому что были заняты отражением врага. Стояло очень неблагоприятное время для чингизидов.

Здесь, в Сибири, да, впрочем, и на Волге, ислам не имел той силы, как, скажем, в Бухаре. Здесь горстки правоверных тонули в море язычников — всяких там черемисов, остяков, вогуличей, а сегодня с юга вдобавок к ним шли и шли орды не ведающих учения Мохаммеда — калмыки. И Ногайская и Казахская орды, в общем, к исламу равнодушны, и в них рядом с формальным исполнением молитв уживается неискоренимое язычество.

Ханы, знатные воины, благородные ордынцы, в чьих жилах текла золотая кровь, и то исповедовали ислам, сильно отличающийся от истинной веры, что была в Бухаре, и все установления шариата исполняли формально.

Простые же люди, составлявшие войско, готовы были кинуться куда угодно и за что угодно, лишь бы грабить и тащить добычу. Они не очень задумывались, какой они веры...

А те, что шли с Ермаком, поклонялись странному человеку, распятому на кресте! Разве можно поклоняться тому, кто не победил? Они были непонятны Кучуму.

Сколько раз он нападал на них, топил, убивал, а они все предлагали и предлагали ему службу. Он убил московского посла, но Москва продолжала звать его к себе.

Непонятные люди! И особенно тот, что лежит на помосте. Кто он был? Как и Кучум, он был пришелец в этой стране, но она не проклинает его. Дикие лесные люди готовы провозгласить его своим божеством, а уж князем сибирским его величают даже татары. Кто он? Теперь уже не узнать.

Похожий на старого больного беркута в отрепье перьев, хан, превозмогая боль, смотрел на труп — гной с кровью сочился из его глазниц, вызывая нестерпимый зуд...

— Кучум плачет кровью! — услышал он прошелестевший шепот. И чтобы не смущать суеверную толпу, надел повязку и надвинул капюшон.

Сутулясь, он отъехал к свите и приказал немедленно занять пустующий Кашлык, из которого, как донесли хану, бежали казаки.

Кучум поручил Алею с войском занять Кашлык. Но не успели они подновить ворота и разбить юрты, как нагрянули соединенные орды Карачи и Сеид-хана. На валах Кашлыка началась дикая резня. Татары резали татар. В бою погибли семь Кучумовичей, без вести пропал царевич Алей. Одни говорили, что он бежал в степи, другие — что попал в плен к Сеид-хану и был там задушен.

С ужасом узнал об этом кочевавший в Барабинских степях хан Кучум. Он молил Бухару оказать ему помощь, но Бухаре было не до него — бухарские правители не желали из-за Кучума ссориться с Казахской ордой, которая не просто поддерживала Сеид-хана, а прислала ему на помощь в Кашлык племянника казахского хана Теврекеля, султана Ураз-Мухаммеда с воинами. Сеид-хана поддерживали тобольские ханы.

Но Кучум знал, что рано или поздно Сеид-хан столкнется с русскими, которые стучат топорами по всему бывшему Сибирскому ханству. И не сомневался, что Сеид-хана казаки разобьют.

Тобольск ставили скоро и сноровисто. Выведенные из Москвы плотники ловко тюкали топорами, и стены поднимались чуть не по аршину каждый день. Казаки работали исступленно.