Борис Алмазов - Илья Муромец. Святой богатырь

Илья с отроками шел с торками, благо понимал язык тюркский и торки считали его за своего. По пути пополнялись малыми отрядами славянскими и лесными мерянскими, муромскими. Приходили и вчерашние разбойники соловые, видя в киевлянах своих освободителей от болгар, полоны рабские на низ Волги, реки болгарской, гонявших.

Прошло войско мимо Карачарова. Поставил Илья крест родителю на пепелище родовом, а священник греческий погибших отпел.

Рвался в бой богатырь, и отроки его зубами от ненависти скрипели – ведь их родителей тоже болгары примучили.

Видя такое их рвение к отмщению и сече, Добрыня, как мог, Муровлянина сдерживал, чтобы он вперед не заскакивал да от дружины не оторвался, а там бы голову не сложил или в полон не попал. Хотя знал Добрыня: Илья в полон не дастся! Заставы болгарские смели, как корова языком слизала. Те и сигнала подать не успели! Однако по лесам весть бежит быстрее войска, и скоро стали попадаться передовой стороже заставы без воинов – болгар камских. Успевали болгары отойти до подхода дружины княжеской. Так шли еще дней несколько, пока не ткнулись в дружину болгарскую, ставшую намертво и готовую к сече за все Болгарское государство.

Передовые отряды под командой воевод-русов с большими потерями начали пробиваться через многочисленные заслоны, стоявшие на пути к Волге. Болгарские воины были хорошо обучены, сильны и прекрасно вооружены. Владимир-князь уже сталкивался с их отдельными отрядами, ходившими набегами на земли, что были под рукой Киева, но с войском еще не сталкивался и не подозревал того упорства и мужества, с которым дрались эти воины.

Все медленнее, все тяжелее продвигались киевские дружины, пока наконец не стали совсем, а сторожи передовые донесли: впереди стоит войско болгарское.

Илье и его отрокам выпало идти в досмотр. Вышли ночью, двигались скрытно, бесшумно. Шли лесами и сырыми покосами, лугами и перелесками, родными с детства Илье. Это были места, где он родился, где вместе с отцом расчищал поля и выжигал лес, здесь неподалеку были их ловы и перевеси, здесь он впервые убил, еще совсем мальчишкой, первого своего медведя, подняв его из берлоги. Это были его места. И он – потомок рабов хазарских – эти земли считал отчиной, и не было ему этой земли дороже.

Они подошли, незамеченные, к лагерю болгар, и опытные гридни, да и сам Илья поняли, что перед ними не радимичи, не дреговичи. Лагерь был поставлен надежно и правильно. Округ него шел неглубокий ров с набитыми в дно кольями – самая злая преграда для конницы. Над невысоким, скоро сметанным валом в полроста по углам уже стояли небольшие башенки – защита таившихся там лучников. Правильными кругами стояли шалаши, юрты и шатры воевод. В центре круга – большой, около которого развевались бунчуки на высоких древках.

В лагере дымились костры, все еще спали, но у каждого костра подремывал костровой.

Илья никогда прежде не видел такого лагеря и такого воинского порядка. Он еще больше поразился, когда услышал протяжный длинный крик. Кричали по очереди несколько мужчин, выпевая какие-то непонятные слова…

Из шалашей, палаток и больших шатров стали выходить люди. Иные собирались на площади в центре лагеря, другие группами около шатров, третьи – у входа своих шалашей.

Разведчики киевлян разглядели, что они стелют на земле маленькие коврики, становятся на них коленями, оборотясь лицом все в одну сторону. Опять прокричали-пропели голоса, и весь лагерь одновременно склонился в земном поклоне.

– Гы-гы… – не утерпел молодой дружинник, глядя на сотни задов и спин, напоминавших хорошо уложенную булыжную мостовую.

Но гридень так глянул на него, что небывалец осекся. Тревожны были лица опытных русов, тревога передалась и славянам. Тихо отошли они к дружине. И только у самого лагеря рус Фрелаф сказал Илье:

– Это тебе не радимичи, не толпа несмысленная… Это – войско! Ох какое войско!

Это можно было Илье и не объяснять. Он сам видел, как слаженно, в едином дыхании, молились тысячи людей, и понимал, что они так же слаженно будут действовать и в бою.

– А какой они веры? – спросил он Фрелафа.

– Восточной! Басурмане, – объяснил рус. – Они ее не так давно приняли. Да еще не все. Половина при своих богах, в леса ушла, и раскололись поволжские племена, а вот поди ж ты! Как быстро в такую силу обратились!

– Вера у них единая, – сказал Илья. Хотя, вообще-то, монахи печорские, кои его исповедовали и причащали Святых Таин в подземных церквах, куда ходил он во все праздники, не приказывали ему много о вере говорить: «Не время!»

– Вера-то у них едина, – сказал еще один, доселе вроде и не замеченный Ильей рус. – Но вера-то у них нам чужая. И ежели мы ей поклоняться станем – не бывать нашей державе.

Илья с любопытством глянул на пожилого рябого воина. И спросил, чтобы вызнать побольше:

– А разве у русов и славян веры нет?

Рябой только рукой махнул:

– Какая это вера! Все розно толкуют и своим истуканам поклоняются!

– А разве ты Перуну, Велесу не веруешь? – спросил Илья.

– Был дураком – веровал! – сказал рус. – С Добрыней истукана в Новгороде ставил: умным – на потеху, дуракам – на соблазн. Сколь мы там народу накрошили сатане в угоду!

– А теперь что ж?

– А теперь, – сказал рус, бесстрашно глянув на Илью, – я христианин веры православной, пришедшей на землю нашу от грек!

Не стал ничего говорить ему Муромец, но это была единственная радость для него за весь поход. По тому, как было сказано и что было сказано этим незнакомым человеком иного, чем Илья, племени, он почувствовал брата своего.

Сшиблись через день, заутро. Без вызова поединщиков, без попыток переговоров. Короток был лучный бой, а потом одновременно двинулись навстречу друг другу передовые полки киевлян и болгар. Не доходя друг до друга, стали в две линии.

Из-за близко составленных щитов долго шел бой лучный. Била и та, и другая сторона настолько метко, что много раненых и убитых явилось до того, как попытались сойтись меж собою на мечах и копьях.

Простояли так-то до вечера, изнемогая в тяжких доспехах. Стояли так, бились стрелами и второй день. Кони начали падать под всадниками.

Дважды воеводы бросали полки в атаку, и дважды откатывались назад русы и славяне, оставляя убитых и раненых подле щетины длинных копий, высунутых из-за болгарских щитов.

После полудня по совету византийцев были отозваны за линию пеших дружинников все храбры и витязи на конях, в тяжелых доспехах.

Они построились колонной, во главе стал Илья, как самый сильный и тяжелый богатырь, справа и слева от него стали воеводы и витязи в тяжелых доспехах. По команде они подняли коней в рысь.

Полки раздвинулись. Набирая скорость, тяжелая конница пошла на пролом рядов болгарских. Тяжко застонала под копытами земля. Чувствуя, на какое страшное дело они идут, Бурушка поднялся во весь мах.