Георгий Фёдоров - Возвращенное имя

Семеновна, однако, не сдавалась. Прерывала меня ехидными замечаниями, а во время горячих моих монологов с сомнением жевала тонкими губами.

И все же разговор этот не прошел даром.

На наших глазах изменилось отношение и к «колдунье», и к раскопкам церкви, — Семеновна была заводилой всяких разговоров на селе. Люди стали ходить к Прасковье Антоновне свободно, не таясь, и не только по какому-нибудь делу, но как и к другим, по-приятельски. Угрюмое молчание, встречающее нас, когда мы заводили с крестьянами разговор о раскопках церкви, теперь сменилось нескрываемым любопытством, нас засыпали вопросами.

Но вот раскопки подошли к концу. «Весомо, грубо, зримо» встал перед нами древний город. Он поднимался во весь рост, расправлял богатырские плечи, стряхивал налипшую веками землю, протягивал нам свои сильные руки — руки кузнеца и гончара, каменщика и ткача, строителя и воина. Мы бродили по его улицам, путая их с улицами современного села, мы назначали свидания то у княжеского дворца, то у колхозного клуба. Мы видели его живую историю, его труд, его радости и горести, и чувство необыкновенного единения с родной землей захватывало нас — чувство гордости за то, что принадлежишь к своему народу, что ты сам часть этого народа и его великой истории. Не успев уехать, мы уже с нетерпением ждали следующего сезона работ.

Провожало экспедицию все село. Когда подводы с вещами и экспонатами свернули на лесную дорогу, я обернулся, чтобы последний раз взглянуть на него. На холме виднелись три фигуры: статная, высокая Прасковья Антоновна, стройная небольшая Стеша, а между ними совсем маленькая Семеновна. Мы уезжали, как думалось, ненадолго. В следующем сезоне мы собирались продолжать раскопки. Песни Прасковьи Антоновны были уже переданы в кабинет фольклора Московской консерватории, написали мы о ней и в облздравотдел. Мы многое собирались сделать на следующий год в лесном селе. Но жизнь разбила наши планы: следующим летом началась война…

Прошли долгие годы. Беспокойная профессия археолога вела меня все к новым и новым местам. Но я не забыл наших друзей из далекого лесного села, хотя и не знал о них ничего. Только раз еще промелькнуло передо мной лицо Стеши. Это было уже после войны. В областной газете, случайно попавшей мне в руки, я прочел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Степаниды Ивановной Шатровой за героическую борьбу с фашистами в тылу врага, в партизанском отряде. Там же был напечатан ее портрет. С газетного листа смотрели на меня ее неправдоподобно большие, прекрасные глаза, и взгляд их был ясен и прям, как совесть.

Окна моей комнаты выходят прямо на север. Летом это даже хорошо — в самую жару в комнате всегда прохладно. Да только я редко бываю в Москве летом. Зимой дни короткие, разница невелика — на два часа раньше или позже включить свет. А вот осенью, особенно поздней, как-то тускло в комнате, тоскливо. И спится плохо. Словом, день без света, ночь без сна. В одно такое тусклое осеннее утро 1969 года я лениво разбирал почту, только что с глухим шумом свалившуюся в щель входной двери. Пробежал газету, несколько писем, в которых меня куда-то приглашали или предлагали мне куда-то явиться. Тут я заметил большой белый конверт, который лежал у подножия каменной бабы, нашедшей временное пристанище у меня в кабинете и застывшей в углу возле двери. Слегка раскосые миндалевидные глаза ее были, как всегда, спокойны и печальны. Но на губах ее, как мне показалось, мелькнула легкая улыбка, а плод граната — священный сосуд, который она держала в правой руке, — чуть-чуть шевельнулся…

Письмо было из издательства. Редактор сообщал, что на мое имя поступило письмо от читателя, и просил ответить. Внутри конверта находился второй, поменьше, с этим самым читательским письмом. Что же, это всегда интересно, ругают ли тебя читатели, хвалят ли, все равно интересно…

Однако того, что я прочел в этом письме, я никак не ожидал.

«Дорогая редакция!.. — начиналось оно.

У меня в руках книга, выпущенная вашим издательством в 1966 году. Автор ее — археолог Г. Б. Федоров. Называется книга «Дневная поверхность». Попала она ко мне не случайно.

Я учащаяся последнего курса педучилища, через несколько месяцев стану, как говорится, самостоятельным человеком с хорошей, всеми уважаемой профессией учителя. Но я очень, больше всех профессий на земле (и это не высокие слова), люблю трудную, увлекательную, связанную с напряжением поиска профессию археолога. Мне кажется, чтобы быть археологом, надо быть необыкновенным человеком, надо так много знать, надо страстно, самозабвенно, полностью отдаться своему делу.

Рабочим, агрономом и т. д. может быть почти каждый, а особенно если этот человек со специальным образованием. Но археологом… Вот как подумаешь, археология связана с множеством наук. Можно окончить Институт археологии и не стать археологом. И это особенно страшит. Поэтому ничего не остается кроме надежды, которая постоянно тревожит голову и сердце, надежды на исполнение моей настоящей большой мечты.

…Я люблю читать все, что касается археологии как науки.

К сожалению, в нашей библиотеке книг на эту тему почти нет. Но все же я решила писать не потому, что меня очень интересует археология или что я прочла книгу Федорова и она мне очень понравилась. Дело в том, что в книге Г. Б. Федорова есть рассказ «В лесном селе».

Признаться, когда я приступила к чтению этого рассказа, чувство чего-то близкого и знакомого охватило меня.

Я еще раз прочла описание лесного села, в котором предстояло работать археологам.

Удивительно! Да ведь это же наше село, хотя название и не указано. Я прочла родителям это описание, но они довольно равнодушно ответили: «А мало ли таких сел по Советскому Союзу?»

Чтобы рассеять все предположения и догадки, я постаралась поскорее прочесть весь рассказ. Читаю, и вдруг описание места раскопок. И снова узнаю: да ведь это же у нас, за селом, этот древний холм — остатки княжества XIII века.

Бабушка не раз рассказывала мне и сестрам, что у нас на селе до войны работали археологи и что много воспоминаний у нее связано в этим. Было это в 1940 году. Не раз говорила она о том, как впервые познакомилась с членами археологической экспедиции, пела им старинные песни, рассказывала легенды и предания, раскрывала тайны врачевания травами.

…Читаю дальше — и вот полностью фамилия, имя, отчество — Магерина Прасковья Антоновна. Это она, моя бабушка!

С жадностью прочла я несколько страниц, которые были посвящены ей. Все подтверждается, все было так, как рассказывала бабушка. Назавтра я прочла ей этот отрывок из книги, изменив имя и фамилию ее. Думаю, что скажет, узнает ли себя? Она слушала внимательно, не прерывая. Когда я кончила, сказала тихо: «Валя, а ведь это про меня писано, правильно писано». «Так имя и фамилия не твои», — говорю я. «Это не обязательно, главное, что все правильно написано, все как было. А с фамилией — забылось, ведь столько лет прошло». Сказала и грустно так улыбнулась. Тут я ей и раскрыла, что ее фамилия, и имя, и отчество в рассказе названы.