Георгий Фёдоров - Возвращенное имя

— Иди ты со своими выдумками, — зло отозвался Гармаш.

— А ну, возьмем, ребята!

Он ухватился за один из поручней помпы и, напружинившись так, что все веснушки на лице и плечах стали объемными, сдвинул помпу с места. За второй поручень взялся Турчанинов, сзади навалился мокрый Барабанов, а затем и все население лагеря и рабочие. Помпа медленно пошла вверх по валу, а потом вниз по склону и остановилась, прочно закрепленная камнями у края раскопа. Впускной шланг опустили в раскоп, выпускной перекинули через вал, чихнул мотор пару раз и заработал. Голубая вода сильной струей потекла через дорогу вниз к ручью. Прошло несколько минут, послышалось фырканье председательского «газика», и Иван Михайлович присоединился к нам.

— Вот это да! — воскликнул он. — Если поперек лощины поставить дамбу, тут такое озеро натечет! Выручили вы меня, товарищи археологи. А где же эта вода раньше была?

— Подождите, дайте раскопать до конца. Ну, а пока что́ можно сказать? Здесь был большой водоразборный бассейн. Чтобы он не переполнялся, излишек воды сбрасывался сквозь отверстие у подошвы вала в ров. Это создавало дополнительные трудности при штурме городища врагами. Потом, когда люди покидали городище, тут был пожар. Упавшие обугленные бревна, обожженная огнем глина образовали поверх бассейна плотную пробку. Вода нашла много мелких выходов — один из них «Изворул луй Попеску», а другой под землей впадает в ручей на дне лощины…

Помпа не справлялась, едва-едва откачивала она воду, как та набиралась снова и снова. И все же раскопки можно было продолжать. Мы нашли в колодце посуду, наконечники копий, стрел, а главное — части сложного водоподъемного механизма из твердого как камень мореного дуба: огромные подшипники, вал, храповик, слеги. Это было удивительной удачей. Вот в Новгороде, там во влажной заболоченной почве дерево сохраняется веками, в Молдавии же, если оно не обуглено, то истлевает в течение нескольких лет, а здесь, внутри водоема, оно пролежало восемь столетий. Это было первое сооружение подобного рода, известное нам в X—XI веках на Руси.

На другое утро бассейн снова был полон водой. Она была все еще такой же голубой от взвешенных частиц водоносной глины. Как назло, что-то заело в помпе. Пока Гармаш и Георге чинили ее, нетерпеливый Барабанов, а вслед за ним и Турчанинов снова стали нырять в ледяную воду, пытаясь достать что-нибудь со дна. Турчанинов вынырнул, вылез из бассейна и с торжеством показал, раскрыв кулак, потемневший серебряный перстень с резной византийской монограммой.

— Вот, — сказал он Георге, — видал! Это тебе не «воздушный донжон».

— А я тебе говорю, что ты просто осел! — взъерепенился Георге. — Вот теперь мы не сможем определить, где точно находился перстень «in situ»! [5] «In situ» (лат.) — на месте, непотревоженное.

Зина, отложив планшет, подбежала к дрожащему от холода Турчанинову и взяла у него перстень:

— Я заметила квадрат, в котором он нырял, а уровень залегания не изменился со вчерашнего вечера. — А потом, обернувшись к Георге, насмешливо добавила: — Читала я, что у древних славян и германцев был институт лаяния, когда можно было поносить должника и оскорбителя самыми последними словами. Вот если бы ты тогда жил, то был бы обязательно директором этого института.

— Так это же «институт» в другом смысле! — пытался отпарировать Георге.

— Спасибо за разъяснение, — снисходительно улыбнулась Зина и стала составлять паспорт на перстень.

— Только что был красивый серебряный перстень, — грустно вздохнул Турчанинов, — а теперь индивидуальная находка номер такой-то…

— Интересно все-таки, как же сюда попал византийский перстень? — задумчиво сказал Георге.

В это время затрещала налаженная Гармашем помпа.

Следующие несколько дней были посвящены раскопкам водоразборного бассейна, классификации и изучению найденных в нем керамики и других вещей. Сруб был врыт в материковую почву без каких-либо следов человеческой деятельности. И вдруг, расчищая площадь раскопа, примыкающую к валу, мы открыли под насыпью каменную вымостку. Что это? Может быть, каменная подушка для придания жесткости всей конструкции? Нет. Ее протяженность слишком мала, она ограничена несколькими метрами. Для того чтобы это выяснить, пришлось вскрыть большой участок насыпи. Трудоемкая и неблагодарная работа. Она требовала второго дыхания — терпения. И оно пришло — это второе дыхание. Все терпеливо ждали, что еще приготовил Корчедар.

В это время меня вызвали в другой отряд экспедиции, а когда я вернулся, раскопки подходили к концу. Под вымосткой оказался забитый камнями и глиной дубовый сруб еще одного большого колодца. Внутри него нашли целый скелет косули, славянскую керамику. На первый взгляд все это казалось абсурдом, зачем нужно было рыть колодец, чтобы потом засыпать его, забутовывать, а над ним возводить насыпь вала, а после этого делать рядом новое водоразборное сооружение? Однако анализ и сопоставление керамики из обоих колодцев и учет результатов раскопок прежних лет позволили разгадать и эту последнюю загадку. Славяне поселились на этом месте еще в VI веке, а цитадель городища была сооружена лишь на рубеже IX—X веков. В первый период существования поселения и использовался этот засыпанный потом колодец. Строителям городища выгодно было его засыпать, так как он находился на самой стрелке мыса. Здесь достаточно было лишь немного усилить крутизну склона и сделать небольшую насыпь, чтобы общая высота эскарпа достигла пяти с лишним метров. А после сооружения вала был сделан новый, более совершенный колодец — целый водоразборный роскошный бассейн.

Раскопки закончились, наступило время упаковки и заколачивания ящиков. За день до дня рождения Зины все было готово к отъезду. Мы сидели у костра и слушали молдавские песни, которые пел Георге вместе с рабочими.

— Зина, — сказал я ей тихо, — завтра по случаю твоего дня рождения все в лагере будет делаться по твоему распоряжению. До вечера — ты хозяйка. Идет?

Зина улыбнулась, кивнула и, скрывая смущение, пошла за хворостом для костра. В это время ко мне подсел Турчанинов:

— Можно задать один вопрос?

— Вы ведь не в армии, Турчанинов, и отлично это знаете, чего же вы притворяетесь?

— Так вот, — как-то напряженно заговорил он, — я ведь точно знаю, вы хотели выгнать меня из экспедиции. Почему вы этого не сделали?

— Как вам сказать… Поверхностному наблюдателю люди, работающие в экспедиции, настоящие экспедиционники, могут показаться односторонними, даже примитивными. Это, конечно, не так. Непрерывное, круглосуточное общение и на раскопках, и в лагере, добровольно принятая необходимость подчинить все свои действия интересам экспедиции, если понимать их в широком смысле, — все это требует предельной простоты и точности отношений. Во всяком случае, их внешних проявлений, какими бы путями человек ни приходил к простоте и точности. Тот, кто этого не поймет и этому не следует, должен уйти из экспедиции сам или с посторонней помощью. Вы, в конце концов, это поняли, потому и остались. Хотя, за ваши хулиганские шуточки, например за выходку с корреспондентом, вам надо было бы намылить шею!