Георгий Фёдоров - Возвращенное имя

— Славная игрушка, — тоном ценителя определил Хасан, — откуда она у вас, господин профессор?

— Ты прав, — отдавая должное Хасану, ответил Помонис, — это действительно игрушка. Только те, кто ее делал, и те, кто ею играли, жили едва ли не за тысячу лет до рождения Магомета.

— А где они жили? — осведомился Ганс-Христиан.

— В Древней Греции, там, где начиналось очень многое из того, что нам сейчас дорого, — отозвался Помонис — Эти статуэтки делали во множестве мастерских и продавали на всех рынках — как теперь, скажем, коврики с лебедями или глиняных кошек. Но вот вкус у древних греков был во много раз выше, чем у нас. Статуэток было так много, что они сохранились до нас. Я купил обезьянку у антиквара на последние деньги. Но я все равно буду собирать эти статуэтки и изучать их, сколько бы труда и средств это ни стоило. Вот только денег у меня теперь нет.

— Вот как, — прервал наступившую паузу Хасан, понявший из всей речи Помониса только последнюю фразу, и как-то странно посмотрел на него: — А может быть, труды и средства дома и не так нужны, как на чужбине?

— Что ты хочешь этим сказать? — с любопытством спросил Помонис.

Но Хасан, не отвечая, грузно повернулся и, несмотря на свой внушительный объем и вес, мгновенно скрылся в проходе, ведущем от стойки во внутренние комнаты. Даниель и Ганс-Христиан в ответ на требование объяснить, в чем дело, только молча покачивали головой. Впрочем, по их улыбкам Помонис понял, что его ждет приятный сюрприз. Все же он не мог сдержать радостного и изумленного возгласа, когда запыхавшийся Хасан с торжеством притащил шесть небольших терракотовых статуэток. Помонис выхватил их из рук трактирщика, поставил на стол и принялся пристально рассматривать.

— Слава аллаху, — степенно пробасил Хасан, — господину профессору не пришлось уезжать в дальние края за его глиняными игрушками.

— Геракл со львом, Вакх, три женские и одна мужская, — не слушая Хасана, бормотал между тем Помонис, — это безусловно античные. В чем-то они отличаются от классических, но это тип Танагры, тот же стиль, то же время! Откуда они у тебя? — резко повернулся он к Хасану.

— Да вот, — так же степенно, не торопясь, явно наслаждаясь произведенным эффектом, ответствовал Хасан, поглаживая красную окладистую бороду, — когда Мигель, Джонатан и Ганс-Христиан в прошлом году копали у нас во дворе погреб для вина, они и наткнулись прямо в земле на эти игрушки.

— Поразительно! — воскликнул Помонис. — Как же они сюда попали?

— Ответ на это мы и ждем от господина профессора, — не без лукавства сказал Хасан.

— А больше там ничего не было? — все так же резко спросил Помонис.

Хасан с сокрушением отрицательно покачал головой.

— Но, отец, — несмело вставил Даниель, — там была еще одна, правда, плохая…

— А, — с досадой прервал его Хасан, — это же дрянь, незачем занимать ею внимание господина профессора.

Даниель смущенно потупился, однако Помонис быстро спросил:

— Что же это за дрянь? Я хочу ее видеть.

Хасан, с недоумением пожав плечами, кивнул Гансу-Христиану, который немедленно выскочил в проход и уже через несколько минут вернулся, неся небольшую мужскую статуэтку, и в самом деле очень сильно деформированную и ошлакованную.

Помонис буквально выхватил ее из рук Даниеля и, едва взглянув, закричал:

— Да ведь это чудо! Просто чудо!

— Что тут особенного? — с недоумением спросил Хасан. — Самая дрянь. Не сравнить с другими.

— Ну как ты не понимаешь! — с возмущением ответил Помонис — Ведь это брак производства, статуэтка испорчена. Испорчена очень сильно, безнадежно, во время обжига.

— Вот я и говорю — испорчена! — еще более удивленно отозвался Хасан. — Так чему же вы радуетесь, господин профессор?

— А, черт! — нетерпеливо проговорил Помонис — Разве ты не понимаешь? Ведь это бракованная, безнадежно испорченная во время производства статуэтка. Ее никто и никуда не стал бы возить. Значит, эти статуэтки делали здесь, на месте! Ты понимаешь, что это значит? Получается, что давным-давно, когда на месте нашего города была греческая колония, здесь делали такие статуэтки. А до сих пор ученые думали, что их делали только в самой Греции. Это же открытие!

— Выходит, — удовлетворенно сказал Хасан, хотя и не до конца уразумевший, о чем идет речь, — господину профессору удалось без особых трудов пополнить свою коллекцию. Очень рад, что я и мои сыновья этому помогли. Как жаль, что Жан-Батист этого не увидит, он был бы так рад. Пусть великие смотрят сейчас на господина профессора! — торжественно закончил Хасан, обращаясь к портретам писателей.

— Тут дело не только в коллекции, это все гораздо важнее, — горячо ответил Помонис, обнимая Хасана. — Благодаря тебе первое открытие по статуэткам типа Танагры сделано! Первый камень заложен! Сколько я должен тебе уплатить за статуэтки?

— Господин профессор, видно, забыл, — мрачно ответил Хасан, — что мой сын Бекир учился в университете на одну из стипендий, учрежденных господином профессором, что сын трактирщика благодаря вам стал столичным писателем. Сколько же я должен вам за все это?

Не в силах сдержать волнения, Помонис еще раз крепко обнял Хасана, пожал руки Даниелю и Гансу-Христиану и, распахнув дверь, выскочил на улицу…

Лицо профессора оставалось неподвижным, как маска.

Что ж, нужно ждать, иного выхода нет.

В последний раз я был здесь всего год назад, и тогда мы с Помонисом особенно много времени провели вместе. Все, что довелось нам пережить, всплыло в памяти. В музее, кроме Помониса, из старой гвардии я застал только Галку. Адриан и Николай вели раскопки римской крепости где-то на островке в низовьях Дуная.

Помонис показал мне новые открытия: прямо в городе возле берега откопали они, под шестиметровой толщей земли, остатки античного здания. Несколько сот метров пола были покрыты разноцветной мозаикой. Ее узоры: листья, цветы, вазы, секиры, многочисленные и разнообразные геометрические орнаменты — поражали сохранностью и свежестью красок. Пополнился новыми экспонатами и археологические парк. Деревья его становились все выше, кроны все гуще. Новые вещи и новые люди появились и в самом музее.

После того как я поработал в фондах музея, мы с Помонисом весь вечер провели на берегу моря. Вот тут внизу. У самого его дома…

Утром, как ни рано я встал, придя в музей, я уже застал там Помониса. Почему-то он был в дорожном костюме, а на ногах его красовались крепкие кожаные постолы, в которых он обычно выезжал на разведки или раскопки.

Заметив мой недоумевающий взгляд, Помонис несколько смущенно объяснил:

— Хочу проехаться вниз, к ребятам, посмотреть, как там идут дела. А вы не составите ли мне компанию? Вот и Галка поедет.