Владимир Успенский - Староста страны Советов: Калинин. Страницы жизни

Поезд замедлил ход, вагон качнуло на стрелке. Калинин вернулся в купе. Надел плащ, картуз. Взял палку, с которой теперь почти не расставался.

От вокзала до железнодорожных мастерских — рукой подать. С небольшой группой товарищей Михаил Иванович отправился туда, по дороге расспрашивая встретивших его местных руководителей. Какие предприятия действуют? Как с сырьем? С продовольствием? Чем особенно недовольны трудящиеся? Необходимо знать это, чтобы, выступая, не отделываться общими словами, а говорить о самом главном, о наболевшем.

Голос у Михаила Ивановича негромкий, но в просторном цеху, где собрались рабочие, стояла такая тишина, что Калинина слышали все, даже те, кто находился у дальней стены или в дверях.

— У нас, товарищи, голод, нет товаров, нет обуви. Почему? Потому, что такие важнейшие районы, как Дон, Туркестан, Баку, Сибирь, до сих пор в руках врага. Если и Волга попадет в руки Колчака, то положение станет еще хуже. Теперь задача рабоче-крестьянских масс — разбить Колчака.

— Мы пойдем. Пусть ружья дадут! — пробасил кто-то. На него зашикали. А Калинин сразу ответил на реплику:

— Ружья найдутся, товарищи, и когда понадобится, мы вас позовем. Но ведь фронт не только там, где стреляют. Фронт не может быть без тыла. Каждый человек нынче вправе сказать: "В настоящее время я исполняю самую небольшую работу, но этой маленькой работой я укрепляю Советскую власть…" И я призываю вас, товарищи, к энергичному проявлению творческих сил, в чем бы они ни выражались: в обработке ли полей, в поддержании транспорта, в работе заводов и фабрик!

— Это мы всей душой! — отвечали ему.

— Эй, председатель, давай нашу резолюцию!

Резолюция, вероятно, была подготовлена заранее, но, слушая выступление Калинина, председатель вносил в нее поправки и дополнения. Начал читать взволнованно и торжественно:

— "Используя все наши силы и разум для улучшения работы транспорта, изгоняя из своей среды клеветников и предателей, мы в любую минуту готовы встать на защиту Советов от посягательств с чьей бы то ни было стороны, а тем более от палачей, идущих против них войною, дабы тем самым приблизить желанный день, когда над всем миром водружено будет боевое красное знамя!"

Ну что же, это была правильная, вдохновляющая резолюция. Михаил Иванович охотно проголосовал за нее вместе со всеми.

У местных товарищей не имелось автомашины, да и не прошел бы автомобиль по весенним разбитым проселкам. Для поездки в деревню Калинину подготовили тарантас. Лошадка была выносливая, шла ровной, размеренной рысью. Михаил Иванович с удовольствием вдыхал терпкий, ни с чем не сравнимый запах оттаявшей, прогретой солнцем земли. Мыслями уносился в Верхнюю Троицу. Мужики сейчас к севу готовятся. При первой же возможности надо съездить…

За березовой рощей показались крыши деревни. Лошадь, предчувствуя близкий отдых, пошла веселее. Тарантас прогромыхал по широкой улице и подкатил к крыльцу двухэтажного дома: низ кирпичный, а верх деревянный. Здесь собралась уже большая толпа. Кучками грудились мужики, повсюду пестрели бабьи платочки. Михаилу Ивановичу и сопровождавшим его товарищам преподнесли на блюде хлеб-соль. В толпе раздавались голоса:

— Где? Который Калинин-то? Высокий? Или вой тот, в шапке?

Михаил Иванович, улыбаясь, поднялся на крыльцо, облокотился на перила, свертывая козью ножку. Председатель волостного Совета объявил:

— С вами, гражданы, будет сейчас говорить товарищ Калинин, который у нас самый главный исполком по всей России.

— Да где же он? Пусть встанет!

— А я и стою, — весело произнес Михаил Иванович. — Я на вас гляжу, вы — на меня.

В толпе засмеялись. Кто-то усомнился:

— Неужто самый главный? Больно уж прост. Как и все.

— Я такой же крестьянин, как и вы, — пояснил Калинин. — В такой же вот деревне вырос, пахать-сеять учился. А теперь рабоче-крестьянская власть меня наверх выдвинула. Приехал я к вам узнать насчет вашей жизни. Если у кого есть вопросы или жалобы, то все они будут мною приняты. И сейчас же будет то или иное решение. А если дело сложное и сразу решить нельзя, то, когда приедем в Москву, там разрешим.

Шум поднялся на площади. Раздался голос:

— Что, прямо подходить и спрашивать?

— Хочешь — подходи, а не хочешь — с места давай, только погромче. Ну, у кого наболело, кто первый?

Расталкивая людей, к крыльцу пробилась немолодая крестьянка, гладко причесанная, в черной кофточке с горошинками. Поклонилась Калинину. Он ей тоже. Голос у нее низкий, приятный:

— Муж мой ремесло знает. Дровни делал — вся деревня на них ездит. В военный обоз его дровни брали. А с осени запретил хромой черт, — показала она пальцем на председателя волисполкома. — Говорит, наживаемся и это самое… эксплуатируем. А кого эксплуатируем-то? Сами себя? Не воровали, чать, трудились. А теперь мужикам зимой ездить не на чем…

— Верно! — поддержали ее. — Рогожу и то не велят продавать!

— Тихо, товарищи, — поднял руку Михаил Иванович. — Председателя, гражданка, черным словом ругать не надо, нехорошо это. А насчет домашних ремесел и кустарничества с полным авторитетом говорю вам следующее: Советская власть их не запрещает, а даже наоборот. Стране нужны и дровни, и лопаты, и всякая мебель, и веревки с рогожами. Все пригодится народу и армии. Кустарный промысел следует охранять так же, как рабочий класс охраняет свои фабрики и заводы.

— Никаких разъяснений про это нету, — оправдывался председатель волисполкома.

— Будут, — заверил Михаил Иванович. — Напечатаем и разошлем.

— Спасибо тебе, отец родной! Вот уж разуважил так разуважил! — еще раз поклонилась ему женщина.

Лиха беда начало. Крестьяне осмелели, вопросы посыпались как из лукошка.

— Пошто торговля крестьянская запрещена?

— Это недоразумение уже уладили. Принято решение. Местные исполкомы обязаны не чинить препятствий в купле-продаже между крестьянами разных волостей и уездов. Торгуйте на здоровье сеном, дровами, другими предметами обихода.

— Почему в исполкоме одни партийные, а мы чем хуже?

— Ничем не хуже, — ответил Калинин. — Такие ошибки мы исправляем. Хорошо, когда в исполкоме есть беспартийные средние крестьяне, знакомые с местными условиями, авторитетные среди жителей.

— За что доктора нашего в уездной кутузке второй месяц держат? Больных поглядеть некому. Ребятишки животами маются, один ажник помер…

Михаил Иванович глянул на уездного представителя.

— В чем дело?

— Вроде бы агитацию за Колчака разводил, — неуверенно произнес тот.

— Разводил или "вроде бы"? — Голос Калинина прозвучал жестче.