Владимир Успенский - Староста страны Советов: Калинин. Страницы жизни

С такими мыслями отправился Михаил Иванович в Горки, навестить Ленина. Сентябрьский день был сухим, теплым. Автомашину изрядно потряхивало на ухабистой дороге.

Среди деревьев показался особняк с белыми колоннами. Машина остановилась около подъезда, но Ленин появился не оттуда, а из аллеи. С ним Надежда Константиновна. Шел Владимир Ильич улыбаясь: весело поблескивали глаза под надвинутой на лоб кепкой.

— Нуте-с, батенька, здравствуйте! — приветствовал он гостя. — Я, знаете ли, здесь в заточении рад каждому человеку, а вам особенно.

Ильич похудел за время болезни, был бледен, и поэтому, наверно, более темными казались его глаза. В рыжеватой бородке заметнее проступила седина. Он предложил Калинину прогуляться, прибавив:

— Если не устали, конечно. — И, заметив беспокойство на лице жены, лукаво прищурился: — Вы ведь знаете, Михаил Иванович, что говорить со мной можно только о погоде, да и то лишь если она хорошая.

— Знаю, Владимир Ильич, и считаю такую установку совершенно правильной. Всему свои срок.

— Вот видишь, Надя, ты можешь быть абсолютно спокойной. В лице товарища Калинина обрела верного союзника. — В голосе Ленина прозвучала чуть заметная грусть.

Медленно шли они по аллее, обсаженной могучими дубами и старыми липами. Михаил Иванович обратил внимание: листва дубов еще совсем зеленая, не тронутая осенними красками. Позже других деревьев одевается дуб листвой, зато и держит ее потом долго. Неторопливо живет, на то он и дуб…

Приладившись к размеренному шагу Ленина, старался Михаил Иванович рассказывать о том, что, по его мнению, приятно было слышать Ильичу. Об урожае, о заметном увеличении в этом году площади, занятой под озимые. Хоть и помаленьку, но налаживается сельское хозяйство. Однако Ленин воспринимал его слова без особого интереса, вероятно, знал все это. Усмехнувшись, спросил:

— Что известно о тех двадцати тракторах, которые прибыли к нам из Америки?

— Машины отправлены в Пермскую губернию для демонстрации тракторной обработки земли.

— Да, да, мне говорили. Они уже прибыли на место? Как прошли по нашим скверным дорогам?

— Без задержки. Появилась у крестьян заинтересованность, и дороги стали хорошими, — весело объяснил Михаил Иванович. — В самый короткий срок дороги были исправлены, люди работали коллективно, целыми деревнями.

— Рад слышать. Помните, однажды, весной девятнадцатого года, если мне не изменяет память, мы с вами говорили, как нужны нам сельскохозяйственные машины. О том, что трактор — лучшая агитация за крупное социалистическое хозяйство в деревне. Поле, на котором крестьянин вынужден трудиться со своей лошадкой неделю, трактор вспашет за один час.

— Да, речь шла о ста тысячах тракторов. Иметь бы их столько, снабдить машинистами, дать бензин, и средний крестьянин сам заявил бы: я за коммунизм. Помшо, Владимир Ильич, тогда это представлялось мне полной фантазией.

— А теперь это уже не столько фантазия, сколько мечта, причем осуществимая. Теперь мы можем ставить перед собой такую задачу на будущее. Не сразу, конечно, появятся на наших полях столько тракторов, но это уже реальность. Они обязательно будут у нас. И сто тысяч, и больше…

— А ведь мы беседуем о деле! — спохватился Калинин.

— Это приятная беседа, — ответил ему Ленин и надолго умолк.

Разговор возобновился, когда остановились на краю откоса, откуда открывались просторные дали. Михаил Иванович обмолвился о том, что не давало ему покоя: об отсутствии единой точки зрения по вопросу объединения республик. Ленин живо повернулся к нему:

— Насколько далеко продвинулась подготовка?

— Комиссия работает почти месяц. Есть проект плана, — ответил Калинин.

— Ах вот как! — нахмурился Владимир Ильич, но больше расспрашивать не стал. Михаил Иванович поругал себя за неосторожность. Сказано же — нельзя сейчас волновать Ильича.

Вероятно, не только от Калинина, но и от других приезжавших к нему товарищей узнал Ленин, что важнейшее дело, проводившееся без его участия, зашло в тупик. Во всяком случае, во второй половине сентября, вскоре после того, как консилиум врачей разрешил приступить к работе, Владимир Ильич познакомился с планом "автономизации". Обсудил его с членами комиссии ЦК партии, побеседовал с представителями из всех республик. И написал членам Политбюро ЦК письмо, в котором раскритиковал идею "автономизации".

Читая с карандашом в руке это письмо, Михаил Иванович будто слышал напористый, чуть картавый голос Ильича, звучавший страстно и убедительно. Лопни предупреждал: когда решается такой сложный вопрос, как национальный, спешка и администрирование недопустимы. Строгое соблюдение добровольности и равноправия — вот что особенно важно.

Владимир Ильич предложил иную основу для создания общего государства. Республики не вступают в Российскую Федерацию, а объединяются с ней, образуя совершенно новый Союз. При этом все они не подчиняются автоматически высшим органам РСФСР, как задумывалось раньше, а сформировывают новые, теперь уже общесоюзные органы власти. Будет общий Центральный Исполнительный Комитет, общие наркоматы, другие учреждения. Создается словно более высокий этаж власти, стоящий над РСФСР так же, как и над всеми другими республиками. Это действительно равноправие, это никому не обидно, не ущемляет ничьих интересов.

Теперь многое стало ясным. Оставалось только заняться организационной работой, подготовить и провести Объединительный съезд. Все были уверены, что руководить работой съезда будет Владимир Ильич. Кому же, как не ему, создателю партии, вождю революции, возглавить такое торжество. Во всяком случае, Ленин намеревался выступить с речью, но приступ болезни вновь приковал его к постели.

Теперь Калинин чувствовал еще большую ответственность за успешное проведение съезда.

Утро 30 декабря 1922 года выдалось очень холодным. В морозном тумане медленно рассеивались сумерки. Рослые красноармейцы в длинных тулупах, оцепившие Большой театр, были похожи на темные гранитные изваяния. Цепь размыкалась только перед делегатами съезда: на этот раз уже не Всероссийского, а Первого Всесоюзного съезда Советов.

Калинин, конечно, приехал в театр задолго до начала заседания. Обошел фойе, слабо освещенный зал, просторную сцену с массивным столом для президиума. Раньше всегда во время съездов или торжественных заседаний на сцене устанавливались декорации из "Онегина", теперь вместо них были так называемые "венецианские": смотришь из зала, и словно бы простирается за президиумом звездная даль. Так лучше.

Михаил Иванович изрядно волновался: все ли предусмотрено, нет ли каких упущений? А еще мешал, раздражал новый костюм. За долгие трудные годы привык он жить скромно, одевался всегда аккуратно, чисто, а обновлял одежду очень редко. Сказывалась и крестьянская бережливость: зачем приобретать пальто или костюм, когда старые еще вполне приличны? Целесообразней купить что-нибудь детям, жене.