Игорь Лощилов - Свержение ига

Семён шёл, не замечая хлеставших его ветвей. Он уже далеко углубился в лесную чащобу, когда услышал окрик догонявшего его Матвея.

— Цего тебе? — хмуро обернулся Семён.

— Да постой ты!.. — У запыхавшегося Матвея перехватило дыхание. — Куда спешишь?

— А куды глаза глядят, лишь бы рожи той мерзкой не видеть.

— Остынь, парень, маленько. Гнев, он плохой попутчик. Что делать думаешь?

— До холодов как-нибудь перебьюсь, а там в обозные наймусь — и подальше куда.

— К Москве, значит, шагаешь. Только зря через глухомань, здесь недалеко тропа хожая: и идти удобно, и глаголить можно. Я тут допрежде бывал, места знакомые. Сперва охотнички ту тропу вытоптали, а потом и сам великий князь со своей дружиною.

— Поцто?

— А он недалече дом свой загородный обосновал, вот и заглядывает иногда.

— Ты его видел?

— Да как тебя самого.

— Лют, говорят, больно.

— Не лют, а строг. На государстве нельзя без строгости. Государь без грозы — что конь без узды. Разумом светел и книгам учен, не в пример иным прежним князьям. Опять же время такое, что врагов не токмо силою, но и мудростью побеждать надобно.

— Нас-то, новгородских, не мудростью, силою взял.

— Порой и умного выпороть не мешает...

Матвей внезапно остановился, прислушался:

— Скачет кто-то, и не один. Может, люди служилые, а может, и лихие, потому поберечься нужно.

Постепенно нарастающий конский топот внезапно растворился в разноголосом шуме битвы: в ржании коней, лязганий стали, вскриках и брани.

— Цего это мы, как зайцы, уши пригнули? — вскинулся Семён.

— Куда ты? — вцепился в него Матвей. — С голыми руками-то?

Но Семён решительно стряхнул его и поспешил на шум битвы. Матвей неохотно потянулся за ним. Шум впереди стих так же неожиданно, как и начался. Перед ними открылась небольшая полянка, заваленная конскими и людскими телами. По полянке бродил высокий, богато одетый человек, который пристально всматривался в лежащие тела. При виде его Семён вздрогнул и радостно прошептал:

— Сыскался, голубцик!

— Знакомый, что ли? — тихо спросил Матвей.

— Знакомый, Яшка Селезнёв. Скоро есцо больше познаёмся, весь род их змеиный изведу.

— Не его ли братцу голову на Шелони срубили?

— Евонному, а Яшку мне Господь оставил.

— Чего богохульствуешь? — начал было Матвей, но, поглядев на искажённое яростью лицо Семёна, замолчал и стал следить за высоким человеком.

Тот наклонился над одним из лежавших, потом присел над ним. Из леса, с той стороны полянки, что-то спросили, и Селезнёв, повернув голову, отрывисто бросил:

— Нет ещё!

В это время в солнечных лучах ослепительно сверкнула быстрая сталь, и высокий, нелепо раскинув руки, стал валиться на землю.

— М-м-м, — громко простонал Семён, — опять ушёл, гад!

Он бросился вперёд, поднимая на ходу тяжёлую суковатую палку. С противоположной стороны полянки выскочили несколько человек и кинулись ему навстречу. Медлительный на вид и малоповоротливый, Семён приближался к ним с неожиданной стремительностью. Миг — и первый, не успев взмахнуть своей сабелькой, уже лежал с разбитой головой. Другие отпрянули в ужасе назад, в спасительную глубину чащи. Ещё через мгновение по лесу прокатился дикий свист — это Матвей решил помочь своему неожиданному попутчику.

— Эге-гей! — кричал он. — Заходи слева, бери их в кольцо! — И снова оглушительно свистел. Его крики и свист полетели во все стороны, увязая в мохнатых дебрях и отражаясь от гулких опушек. Лес зашумел разными голосами, будто желая обмануть кого-то своей многолюдностью, и там, по другую сторону полянки, не выдержали: треск сучьев и шум ветвей говорили об их поспешном бегстве.

— Ату!.. Ату!.. — кричали им вдогонку Семён и Матвей, радостные от счастливого для них исхода негаданной стычки.

Первым опомнился Матвей. Он быстро подбежал к месту только что свершившегося убийства.

Человек, лежавший под телом Селезнёва, ещё подавал признаки жизни. Оглоушенный и разбитый падением с лошади, он пришёл в себя, когда его переворачивал Селезнёв, и, собрав последние силы, ударил того ножом. Это были, верно, последние силы. С трудом открыв глаза, он посмотрел на склонившегося Матвея и чуть слышно прошептал:

— Упреди государя... Он у Паисия в церкви... От Пенькова Сеньки — скажи...

Матвей быстро выпрямился и бросил Семёну:

— Присмотри за ним да за знакомцем своим, а я навстречу государю подамся. Схоронись с ними в лесу и жди меня тут.

Он быстро побежал по полянке, перепрыгивая через лежавшие тела. Там, в дальнем углу, на который выходила лесная дорога, сбились в кучу несколько лошадей. Матвей поймал одну из них, легко вскинул своё тело в седло и тотчас же скрылся в лесной чаще. Вскоре он уже подъезжал к церкви Всех Святых на Кулишках, где великий князь прощался с отцом Паисием.

— Здесь государь? — кинулся он к одному из дружинников.

— А зачем тебе это знать? — подозрительно спросил тот.

— Дело спешное, веди до старшого.

— Это ещё можно. Слышь, Василий, — крикнул он в глубину двора, — тут со спешным делом прибегли!

Стремянный великого князя не спеша вышел из тени и презрительно оглядел Матвея. Потянулся и зевнул; чего, дескать, надо?

— Нет ничего страшнее ленивых и глупых охранников, — спокойно сказал Матвей, — не уподобляйся им и отведи меня к государю по спешному делу.

Василий поначалу даже оторопел от таких слов невзрачного холопа. Однако оторопь продолжалась недолго. Он быстро направился к Матвею, на ходу доставая плётку из-за пояса, и проговорил, как прорубил:

— Сначала — плеть. Опосля острастки — дело. Будешь знать!

— Не выказывал бы ты свою дурость, когда дело о государской жизни идёт! — возвысил голос Матвей и, приблизившись к Василию, сказал уже тише в его распалённые гневом глаза: — Там, в лесу, людей ваших поубивали, Сенька Пеньков послал упредить.

Василий тут же забыл о своём намерении.

— Пошли! — мотнул он головой и повёл Матвея к покоям отца Паисия.

Старец умирал в полном сознании. Прибывший учёный фряжский лекарь синьор Просини, которого все на великокняжеском дворе называли Синим-Пресиним, отчуждённо стоял в стороне. Ему не позволили осмотреть больного, упросившего великого князя не отягчать последних минут излишней суетой. И хотя Просини внутренне был рад этому, поскольку сомневался в силе своего врачевания, он всем видом показывал обиду.

— Что, привезли святого отца для причастия? — быстро обернулся великий князь на звук открываемой двери.

— Нет, государь, — ответил Василий и, подошедши к нему, склонился в поклоне. — Человек принёс весть: Пенькова с дружиною прибили. Только что!

Иван Васильевич сверкнул глазами:

— Ну-ка, приведи его сюда!