Аркадий Кудря - Правитель Аляски

— Вполне ему доверяю, — чистосердечно признался Тараканов.

— А я не очень, — резко сказал доктор Шеффер. — Как-никак он американец. После случившейся здесь ссоры он может переметнуться на сторону наших врагов. А что представляет из себя ваш лоцман Мэдсон? Я слышал, американцы оскорбляли его в День независимости за то, что он служит русским.

— Мэдсон неплохой парень, и в тот день, на банкете у Уиншипа, он сказал: каждый сам выбирает, кому служить. Если, мол, кому-то нравится служить у Камеамеа, пусть служат, он к ним не лезет. Джону Янгу его ответ не понравился.

— Мэдсон, кажется, действительно правильный парень. Но я всё же советую вам присматривать за Водсвортом.

— Извините, Егор Николаевич, но я Водсворту не нянька, — твёрдо сказал Тараканов. — Присматривать и докладывать, кто как себя ведёт, не моё это... Найдутся другие любители на такие дела.

— Кто, например? — быстро спросил доктор Шеффер.

— А я почём знаю, — равнодушно уронил Тараканов. — Но найдутся. Сами к вам придут и обо всём доложат.

От сопровождавших Шеффера в Гонолулу промышленников Тараканов слышал, что руководить факторией на Кауаи доктор поручил в своё отсутствие приказчику Лещинскому. К нему у Тараканова было отношение сложное. С одной стороны, Лещинский спас жизнь Баранову, предупредив правителя о заговоре. Но, с другой, как было известно многим в американских колониях, он сделал это, предав доверявших ему людей, ради спасения собственной шкуры. И потому Лещинский среди промышленников доброй славой не пользовался. Его сторонились и даже побаивались. Именно Лещинского и имел в виду Тараканов, намекая, что люди, готовые присматривать за другими и докладывать, кто и как себя ведёт, найдутся.

Бухта Ваимеа,

август 1816 года

В конце месяца «Ильмень» и «Лидия» отплыли с острова Оаху на Кауаи. Помощник Водсворта Николас Харпер предпочёл остаться в Гонолулу. На подходе к острову корабли разошлись: шхуна «Лидия» с доктором Шеффером на борту направилась к расположенной на севере Кауаи долине Ханалеи, «Ильмень» пошёл в бухту Ваимеа.

Едва «Ильмень» встал на якорь, как к нему подошла лодка с тремя русскими промышленниками. Среди них Тараканов углядел и Фёдора Лещинского. Светловолосый, с поджарым телом, Лещинский выказал живейшую радость от появления в гавани русского корабля. Он бросился навстречу Тимофею и, широко улыбаясь щербатым ртом, закидал его вопросами, едва выслушивая ответы, и всё лопотал, лопотал своё:

— Ну вот, наконец-то подмога прибыла. А где же Егор Николаевич?.. Значит, обследует долину Ханалеи, прибудет через несколько дней?.. А вы?.. Так, так. Надобно с королём встретиться? Ну, конечно, представиться, как положено... И пару слов от доктора передать значит? Да сегодня же и встретимся. Он тоже вас ждёт. Вон, гляньте-ка, дом его на холме, над рекой, а там и флаг наш, русский. Тоже вас приветствует. С дороги-то, Тимофей Осипович, извольте ко мне в гости. Попьём чайку, поговорим, а? Новости последние расскажете. А потом и короля Каумуалии вместе навестим». Ну да, ну да... Вот радость-то для него, что русский корабль наконец пришёл.

На берегу, пока Лещинский угощал жареной рыбой и чаем, Тараканов рассказал ему о том, что случилось в Гонолулу.

— Я так понял, — заключил Тараканов, — дошли до бостонцев слухи, что король Каумуалии российское подданство принял и предпочтение нашей компании перед американцами теперь показывает. Вот они и настроили Янга, чтобы он скандал нам закатил. Боюсь, тяжело будет нашим, кто в Гонолулу остался. Кабы драчки там не случилось. Недаром доктор перед отъездом с Оаху приказал каменный форт рядом с факторией строить, чтоб, значит, оборону надёжней держать.

Лещинский присвистнул.

— Вишь, Тимофей, там-то, в Ново-Архангельске, они все в друзья Баранову набивались, а чуть интересы их здесь задели, они и войной готовы на нас идти. Ведь так, а? Но нашего-то Егора Николаевича на испуг не возьмёшь. Он хоть с виду не шибко казист, а, ей-Богу, и храбр, и отважен, и спуску никому не даст. — Лещинский при этом пытливо взглянул на Тараканова: согласен, мол, со мной или нет?

Не желая присоединиться к славословиям в адрес доктора Шеффера, показавшимся ему не вполне искренними, Тараканов уклончиво сказал:

— То верно. На испуг наших не возьмёшь.

К королю взяли с собой для полноты делегации капитана Водсворта.

— Что он за человек-то, этот американец, надёжный? — вполголоса спросил Лещинский у Тараканова, когда они вышли из дома фактории.

— Раз служит нам, значит, надёжный, — уверенно сказал Тараканов.

Король встретил их у своей резиденции. Когда Лещинский представил гостей, Каумуалии с самым радушным видом потряс руки — сначала Тараканову, потом Водсворту, поздравил с прибытием на вполне сносном английском и поинтересовался:

— А где же мой русский друг доктор?

— Скоро прибудет, — ответил Тараканов. — Просил передать вам свой привет. Шхуну «Лидия» купил для вашего величества и отправился на ней посмотреть долину Ханалеи.

— У моего русского друга всё в порядке? — участливо спросил король.

— Всё в порядке, ваше величество, — уверил его Тараканов. Королю-то совсем не обязательно было знать о случившемся в Гонолулу скандале. Ежели доктор найдёт нужным, сам по возвращении обо всём королю расскажет.

Дородный, с живыми тёмными глазами, излучавший неподдельную приветливость, король Каумуалии в целом произвёл на Тараканова самое приятное впечатление.

Да и долина реки Ваимеа, где предстояло прожить неизвестно как долго, выглядела весьма симпатично. Всё в пышной тропической зелени. Кокосовые пальмы клонят свои вершины под напорами налетающего с моря ветра. Яркие набедренные повязки туземцев, снующих меж аккуратных, крытых листьями хижин, соперничают своими красками с крупными диковинными цветами, устилающими землю, гроздьями свисающими с деревьев. Как и полюбившаяся ему Гонолулу, эта земля дышала ленивой негой, волнующей кровь страстью, и не раз, пока они возвращались от резиденции короля к берегу моря, сердце Тараканова радостно вздрагивало при виде встречавшихся по пути молодых сандвичанок. Их лёгкой походке была присуща прирождённая грация доверчивых, не знающих стыда детей природы. Проходя мимо иноземцев, девушки, не скрывая любопытства, открыто смотрели на них, сверкали белозубыми улыбками, иногда приветливо здоровались: «Алоха!» Смуглые, полуобнажённые тела дикарок излучали могучий чувственный призыв.

Первую ночь в Ваимеа Тараканов провёл на корабле, а на другой день Лещинский предложил ему перебраться за компанию с кем-нибудь ещё из прибывших на «Ильмене» промышленников в один из пустующих домов фактории. День ушёл на переезд и обустройство на новом месте.