Василий Ян - К «последнему морю»

Пять путников, проходя мимо костров, останавливались, прислушивались к песням.

– О чем он поет?

– Он поет про Искендера Двурогого, про его войну с рыжебородыми…

Вдруг два всадника с гиканьем промчались наперерез через равнину, догоняя друг друга. Кони прыгали через костры, разбрасывая пылающие головни. Сидевшие ревели, кричали, вскакивали, выхватывали мечи.

Первый всадник, молодой, в арабском чекмене, был без оружия. Его поджарый гнедой конь легко перепрыгивал через высокие огни костров и метался по равнине, стараясь спастись от преследования. Второй всадник, в шлеме, панцире, с копьем наперевес, сидел на вороном коне, пригнувшись и храпя, как разгневанный вепрь. Сопровождаемые проклятиями разгневанного лагеря, враги умчались в сторону дальних холмов.

Вскоре оттуда вернулся только второй всадник. Он ехал медленно, на спокойном сильном широкогрудом вороном коне, осторожно объезжая костры, отвечая шутками на ругательства «буйных». Все уже успокоились и смотрели с любопытством на неведомого силача.

Сбруя его коня была украшена цветной бахромой, седло покрыто замшевым чепраком необычайной белизны. На шее коня, среди серебряных украшений, свешивался странный темный обрубок, напоминающий руку до локтя со сжатым кулаком.

Всадник подъехал к одному кругу, где степенно сидели воины в красных и желтых полосатых халатах. При его приближении улигерчи (певец) замолк, разговоры прекратились. Все рассматривали прибывшего, а он, подражая певцу, вдруг залился высоким голосом:

Тогда один из пяти стоявших в отдалении путников, сбросив на землю плащ, подбежал к сидевшим в кругу кипчакам.

– Слушайте меня, медногрудые, железнорукие!

Все повернулись к говорившему. Он был высок, строен, в ургенчском чекмене, с двумя кинжалами за поясом.

– Этот хвастун и наглец никогда не убивал Джелаль эд-Дина, опаснейшего из наших врагов, который еще жив и рыщет по Ирану, преследуемый Джебэ-нойоном, пока не будет пойман и в цепях приведен сюда, к Саин-хану. Если сейчас никто не даст мне светлого меча, прямо бьющего копья и верного коня, чтобы сразиться с этим болтуном и насадить его ослиную голову на острый кол, то, клянусь, я брошусь на него только с кинжалом! Я лучше паду в битве, чем примирюсь с таким лживым хвастуном.

Все кипчаки вскочили. Послышались крики:

– Скажи нам твое имя! Бери мой меч! Бери моего коня! Вот щит и копье!.. Устроим суд Аллаха! Он даст победу правому и низвергнет в вечный огонь преступного!

– Мое имя – Железный пес, Иесун Нохай, не знающий поражений.

– Это хан Иесун Нохай, славный из славных!.. Любимый племянник джихангира Бату-хана!.. Поможем ему.

Кипчаки забегали, принося мечи и копья. Несколько оседланных коней были поспешно приведены, и каждый владелец предлагал своего.

Не колеблясь, Нохай выбрал рослого рыжего коня и легко взлетел в седло. Кипчаки надели на него широкую ременную перевязь с кривым мечом, дали копье и маленький круглый щит.

Утбой Курдистани, натягивая поводья, осаживал своего широкогрудого вороного коня. Сжавшись, оскалив зубы, он злобно поводил глазами.

– Да будет управлять твоей могучей рукой воля неба! – кричали Нохаю кипчаки.

С торговой площадки стали быстро выталкивать и разгонять купцов и их вьючных животных. Подъезжавшие со всех сторон всадники образовали широкий круг, где должен был произойти поединок, суд Аллаха. Несколько седобородых стариков вызвались быть беспристрастными судьями.

Схватка началась.

Иесун Нохай помчался яростно на курда и вдруг повернул коня в сторону, когда Утбой хотел нанести ему встречный удар копьем. Пролетев вперед, копье его воткнулось в землю.

Тогда Нохай быстро повернул коня и, набросившись на курда, стал наносить ему молниеносные удары блестящим мечом.

Утбой, видимо тоже опытный воин, сперва ловко отражал удары, но, когда шлем его оказался рассеченным, он свалился с коня, который помчался через площадь и был перехвачен зрителями.

Нохай остановился возле лежащего врага и занес копье над его искаженным, залитым кровью лицом.

– Сдаешься ли ты, навозный жук, лживый шакал?

– Я дам тебе выкуп, какой хочешь, – простонал Утбой, – пощади меня!

– Чья белая кожа покрывает твое седло? Говори правду, и я подарю тебе твою подлую жизнь.

– Возьми с меня выкуп, – стонал курд, – моего коня с седлом, все мое оружие, даже кошелек золотых динаров, только ни о чем меня не спрашивай и отпусти!

Нохай опустил копье еще ниже, так что конец его слегка коснулся лица Утбоя.

– Я возьму весь твой выкуп, но ты сознайся честно, жив ли и где скрывается неукротимый Джелаль эд-Дин?

– Я никогда не только не убивал Джелаль эд-Дина, но даже его и не видел. Я солгал…

В это время на площадку, где происходил бой, вернулся вскачь арабский юноша на поджаром легком гнедом коне. Он приблизился к Нохаю.

– Не убивай этого человека-гиену! Осмотри белую замшевую кожу на седле, и тогда пусть он сожрет труп своего отца!

– Я все скажу! – воскликнул лежащий курд. Он с трудом поднялся и, шатаясь, прошел к своему коню. Расстегнув ремни, он хотел кинжалом срезать половину кожи, но арабский юноша вырвал чепрак из его рук и развернул. По форме это была кожа, содранная с человека, и, когда отогнулась часть, покрывавшая голову, оттуда вдруг рассыпались светлые шелковистые женские волосы…

Крик пронесся по толпе. А Утбой Курдистани, размазывая рукавом обильно полившиеся слезы, всхлипывая, бормотал:

– Это была моя самая любимая, но самая коварная невольница! Я застал ее в греховной близости с моим конюхом, вислоухим губошлепом. Рука этого подлого раба висит на шее моего коня! Я отрубил ее!

Курд снял с себя пояс с мечом, кинжал и положил на землю. Повод коня он передал Нохаю.

– Вот мой выкуп, а вот кошелек с золотыми динарами! Я все потерял: и любимую невольницу, и верного коня, и честное имя! – И он, спотыкаясь, пошел в сторону под крики и хохот «буйных».

Вдруг над лагерем пронесся громкий голос, подобный хриплому призыву дикого оленя на вершине горы. Это Субудай-багатур на коне, похожем на прежнего саврасого иноходца, утонувшего в болоте на пути к Новгороду, въехал на середину площадки, где происходил поединок. За ним следовали на конях его четыре спутника.