Александра Воинова - Тамара и Давид

— Разреши мне показать им мою силу, — воскликнул он нетерпеливо, — неужели теперь, когда мы можем обвенчаться и вместе царствовать, я должен опять уйти в изгнание и носить на себе тяжкое обвинение! Пусть падут вероломные и страх овладеет их душами!

— Избавление к нам ближе, чем ты думаешь, не силой можно победить врагов, а правдой. Когда будут открыты виновники несчастной гибели Демны, тогда никто не посмеет противиться тому, чтобы ты был царем Иверии.

Но Сослан меньше всего думал сейчас о том, чтобы искать виновников смерти Демны. Он больше полагался на свою силу, чем на словесное убеждение закореневших в ненависти и злобе князей, чтобы добиться от них справедливости и примирения.

— Если бы даже сам Демна явился к ним и сказал, от чьей руки он погиб, то и тогда бы они ничему не поверили и продолжали клеветать на меня, — с мрачной убежденностью возразил Сослан. — Это лжецы, ничем не брезгающие, готовые на любое злодейство, чтобы разлучить нас с тобой и самим пользоваться властью. Один меч проложит мне дорогу к правде.

— От большой скорби у тебя помрачился разум, ты не ведаешь, что говоришь. Неужели ты думаешь мечом пробить себе путь к правде? Я даю тебе сердце за сердце и любовь за любовь. Для любви нет ничего невозможного!

Горячее признание, скрепленное сердечной лаской, успокоило Сослана, смягчило жгучую тоску и на время примирило его с тяжелой участью. Они предались мечтам о лучших и светлых временах, когда будут разбиты все вражеские ухищрения и они смогут управлять страной, насаждая просвещение и добродетель и усиливая ее могущество и величие.

Несмотря на пламенную страсть к Тамаре, доводившую его до безумия, Сослан был сдержан и почтителен, так как в представлении рыцарей того времени высшая любовь состояла в том, чтобы подавлять чувственные порывы и благоговеть перед владычицей сердца. Он готов был служить ей до смерти, сохранять верность и проявлять свою любовь в подвигах, покрывающих бессмертною славою самого героя и предмет его любви. Для любви он готов был пойти на все страдания, ни на что не жаловаться и в самом горе находить себе утешение. Вдали от любимой он мог безумствовать, терять рассудок, но вблизи он становился сдержанным и почти робким, не смел перейти границ, поставленных между ними жизнью и враждебными силами.

В конце свидания Сослан вспомнил про виденную им сцену в горах, про несчастье Вартана и нахмурился. Воспоминание о несправедливости и собственном бессилии жестоко затронуло его сердце, но, не желая огорчить Тамару, он не промолвил ни слова. Тамара сразу заметила в нем перемену, но объяснила ее утомленностью и грустью о предстоящей разлуке с нею. Однако Давид все-таки не удержался и загадочно бросил:

— Бойся князей! Твоя опора — в простом народе. Чем больше его обижают князья, тем больше ты должна его миловать.

Тамара внимательно посмотрела на Сослана. Если даже в такую печальную минуту он нашел нужным предупредить ее о коварстве князей, значит, заключила она, он что-то такое знал, чего не хотел прежде времени говорить ей.

— Я понимаю, — тихо, со скрытой горечью произнесла Тамара. — У меня нет друзей среди князей. Они никогда не помирятся со мною, будут чинить мне всякие препятствия и разрушат страну. Они хотят разделить Иверию и драться между собою. Они готовы принять любого противника — покориться персам, арабам, но не мне. Поэтому помни: любое твое выступление они могут направить против меня и начать кровопролитное восстание.

Сослан прекрасно знал это и только любовь к Тамаре удерживала его от мести за свое поражение.

— Скажи мне, — тихо попросила Тамара, — что ты узнал нового, чего мне нужно бояться.

— Об этом узнаешь после, — уклончиво ответил Давид, — я ухожу в изгнание, но буду тебя извещать о себе.

Погасли кадильницы, еще тише, пустынней стало в комнатах, в дверях появилась верная Астар и тихо провозгласила:

— Заря восходит, а враги наши не дремлют, и тотчас исчезла, как бы давая понять им, что наступило время разлуки. Они поняли ее короткое предостережение и стали прощаться. Я сделаю все, что ты хочешь, — промолвил Сослан, — я не подниму меча своего без твоей воли и не причиню тебе ни малейшего огорчения. Но дай мне какой-либо знак надежды на жизнь, чтобы я вечно имел его с собою.

Тамара вынула жемчужину из своего головного убора, подала ему и сказала:

— Пусть она светит тебе в минуты уныния и напоминает, что я твоя и никто не может отнять у тебя то, чем ты владеешь. Клянусь великой клятвой — никогда не изменять и ждать тебя, даже если бы для этого мне пришлось расстаться с жизнью!

Они еще раз поклялись друг другу в верности, Сослан преклонил колено и совсем тихо обронил:

— Пока я жив, воля твоя для меня — закон! Я буду терпеть, пока судьба не сжалится надо мною и не даст мне снова увидеть тебя, — и совсем неслышно, почти про себя, прибавил, — если не в этой жизни, то в будущей!

Они простились спокойно, хотя сердца их были истерзаны печалью, никто из них не показал своего горя, стремясь мужественно и твердо перенести разлуку.

Астар проводила Сослана через потайную дверь к выходу. Он вышел из сада, привратник подал коня, он сел и, убедившись, что поблизости нет соглядатаев, быстро умчался.

Город спал, только во дворце патриарха светился огонек, так как он готовился к утренней службе.

Высоко на скале мрачно нависал над рекой древний Метехский замок, неприступный для вражеских нападений, носивший на себе следы далекого и славного прошлого Иверии. Угрюмый дворец, казалось, с одинаковым равнодушием взирал на все, что происходило перед его стенами: были ли это тишина и мир в стране или сокрушительные набеги диких завоевателей, кровавые побоища, опустошавшие столицу Иверии и не оставлявшие в ней камня на камне.

Внизу, напротив Метехского замка, тоже на берегу реки, скромно прячась за Анчисхатскую церковь, стоял небольшой дворец патриарха Микеля, весь обвитый виноградными лозами. Деревянная терраса выходила на реку, сердито и недовольно бурлившую внизу, но бессильную вырваться из каменных оков с обеих сторон надвинувшихся высоких скал. По другую сторону дворца виднелись массивные стены городской крепости, а по склонам гор лепились низкие дома с глиняными крышами; дальше, за городом, раскинулись предместья с обширными садами и уединенно возвышались замки владетельных князей, представлявшие собой хорошо защищенные маленькие крепости. Патриаршьи покои никогда не видели в своих стенах столь пышной, именитой публики, что собралась сейчас на верховный Совет, созванный по распоряжению Абуласана и патриарха Микеля и породивший чрезвычайное волнение в обществе. Глухая и тайная борьба, происходившая при царском дворе, неожиданное появление в храме царевича Сослана, резкий отказ патриарха пойти с ним на примирение — все эти события создали тревожную атмосферу в столице и сильно возбудили молодых рыцарей, избалованных милостями царицы и настроенных враждебно против аристократии.