Александра Воинова - Тамара и Давид

На другой день рано утром, облачившись в боевые доспехи, Сослан и Гагели с богатыми дарами отправились во Влахернский дворец на прием к Исааку. Они приказали Мелхиседеку явиться туда позднее, предварительно осмотрев, нет ли чего подозрительного возле монастыря, и дожидаться их выхода из дворца, тщательно наблюдая за тем, что делалось кругом.

Приняв необходимые меры предосторожности, они поехали в спокойном расположении духа, отнюдь не ожидая со стороны трусливого императора, каким он рисовался им теперь по рассказам настоятеля, каких-либо неприязненных действий или подвохов. Они были уверены, что он так занят вопросами личной безопасности и подавления в народе недовольства и возмущения, что не станет задерживать их в Константинополе и постарается сохранить добрые отношения с иверской царицей.

Они прибыли с некоторым опозданием во Влахернский дворец, где их с нетерпением поджидал Лазарис, видимо, боявшийся, что они обманут его и совсем не явятся на прием. Он был неприятно поражен, увидев их закованными в латы и больше похожих на западных рыцарей, чем на знатных иверийцев.

Исаак принял их торжественно, в царской порфире, сидя на золотом престоле, окруженный многочисленными сановниками и вельможами. Он стремился показать гостям, что Византийская империя под его скипетром вступила в период процветания и обрела силу прекратить междоусобицу и отразить нашествие как сельджукских турков, так и проходивших через нее крестоносцев. Однако ни великолепие дворца, ни богатое оружие императора, ни важная напыщенность его свиты нисколько не смутили Сослана, который решительной поступью направился к Исааку, вызывая всеобщее изумление своей смелостью, благородством и больше всего исполинской фигурой.

Несмотря на то, что Исаак был одет в самую лучшую царскую одежду и корона его сияла драгоценными каменьями, в сравнении с Сосланом он казался жалким и невзрачным и с завистью смотрел на иверского царевича, который своим богатырским видом превосходил всех. Давид по этикету преклонил перед ним колено в знак почтения к его царскому достоинству и преподнес богатые дары, вызвавшие нескрываемую радость у Исаака. Сослан тут же заметил стоявшего у трона Мурзуфла, с усмешкой следившего за всей торжественной церемонией.

— Приветствую тебя, доблестный сын единственной дружественной нам страны! — благосклонно произнес Исаак. — Много добрых вестей приносят нам наши братья, побывав в Иверии. Мы много слышали о разуме и красоте вашей царицы. Поведай нам, подвергаетесь ли вы нападению со стороны ваших соседей или живете с ними в мире и согласии?

При этом Исаак любезно предложил Сослану сесть рядом с собою. По мановению его руки вельможи расселись по своим местам. Гагели оказался невдалеке от трона, так что мог хорошо следить за императором и всей окружающей его свитой.

Давид, помня совет настоятеля, остерегался Исаака, предпочел воздержаться от излишних похвал Тамаре, дабы не вызвать в нем зависти и раздражения, и скромно ответил:

— Царство наше претерпело столько разрушений, что мы радуемся каждому дню, когда с гор не спускаются враги и не уничтожают наших городов. Царице чужды воинственные замыслы; со всеми соседями она живет в мире и согласии.

— О мирных намерениях вашей царицы известно далеко за пределами вашего царства, — согласился Исаак, которого мало интересовали завоевательные стремления Тамары, так как иверские цари никогда не воевали с Византией. — Но скажи мне, — сказал он, — правда ли, что царица установила мир с султаном Дамаска Саладином?

— Царица всегда готова оказывать помощь своим единоверцам, но она не принимает участия в крестовых походах, полагая, что не мечом истребляются заблуждения и нельзя утверждать веру среди угроз и неистовых бедствий войны, — спокойно ответил Сослан. — Она посылает нас к Саладину, дабы закончить переговоры с ним и установить мир и дружбу между Иверией и Дамаском.

Исаак, как заметил Гагели, быстро переглянулся с Лазарисом, затем перевел взгляд на Мурзуфла и тотчас же прекратил беседу с Сосланом. Видимо, он чего-то испугался и впал в состояние раздумья и нерешительности, и, может быть, эта нерешительность избавила бы Сослана от многих неприятностей, если бы Мурзуфл вдруг круто не переменил тему разговора.

— Правду ли говорят у нас, что покойный Андроник являлся родственником вашей царицы, — задал он коварный вопрос Сослану, — и что отродье его, внуки, скрывшиеся во время мятежа, воспитываются при дворе вашей царицы?

Этот вопрос таил в себе большое ехидство и сильно обеспокоил Сослана. Гагели побледнел и едва сохранил присутствие духа, видя, как Исаак возгорелся яростью от слов Мурзуфла, приподнялся на троне и, не сдерживаясь, воскликнул:

— Исчадие ада должно быть уничтожено! Мне была ниспослана помощь свыше низвергнуть с престола такого дьявола, каким был страшный и ненавистный всем Андроник! Об этом и хотелось мне поговорить с тобою!

Давид Сослан вспыхнул, затем краска на его лице сменилась бледностью. Он сразу понял, как и Гагели, почему Исаак вдруг принял так близко к сердцу его приезд в Константинополь и добивался с ним свидания. Теперь для Сослана было ясно, что Исаак трепетал перед молодыми Комненами, которые по достижении совершеннолетия могли предъявить свои права на византийский престол и, поддержанные иверской царицей, легко бы достигли своей цели. Одержимый страхом и злобой даже к тени погибшего Андроника, желая истребить память о нем, Исаак, подстрекаемый коварным Мурзуфлом, мог не выпустить Сослана из Константинополя. Быстро взвесив в уме все эти обстоятельства, Сослан, соблюдая осторожность, медленно произнес:

— Наша царица, как известно всему миру, славится своим милосердием. Единственно по своему человеколюбию и снисхождению она приютила несчастных сирот, воспитывая их, как верных чад церкви, в духе покорности Вашему величеству. Так что исчадие недостойного отца может явиться Вашим достойным верноподданным.

— Исчадие сатаны не будет моим верноподданным! — в ярости воскликнул Исаак. — Ибо от злого семени не порождается добро — только соблазн и смущение для народа!

— Вы забыли, государь, что внуки Андроника еще слишком малы, чтобы служить для кого-либо соблазном и смущением, — с достоинством ответил Сослан, — ведь хорошо известно: то, чему человек научен в детстве, он сохраняет до самого преклонного возраста, и нрав, утвержденный в нем хорошим воспитанием, ограждает его от пороков. Царица прилагает все усилия, чтобы потомки Андроника выросли в добродетели и стали полезными для своего отечества.

Исаак опять как бы заколебался от слов Сослана, дышавших твердостью и искренностью, но Мурзуфл тотчас рассеял его сомнения ядовитым замечанием.