Юрий Тубольцев - Катон

Но скоро сообщения о самых разнообразных преступлениях посылались, как камни во время горного обвала, и вынудили шутника притихнуть.

Из дома своего гостеприимца в Мессане Веррес украл статуи Купидона и Геркулеса работы Праксителя и Поликлета, которые были достопримечательностью города, привлекавшей внимание множества путешественников со всего света. Причем изъяты они были из священного места у алтаря.

В том же городе претор освободил жителей от службы в армии и от поставок хлеба государству, а взамен потребовал построить ему роскошный корабль для увеселительных прогулок, а также для доставки в Италию награбленных ценностей.

Не полагаясь на собственный вкус, Веррес нанял профессиональных ху-дожников, и те рыскали по всей Сицилии, обшаривали каждый дом и отбирали у населения все сколько-нибудь стоящие вещи: кубки с рельефами, фалеры, принадлежавшие еще самому Гиерону, художественной работы сосуды, драгоценные вазы, статуи и картины.

Знатный сицилиец, не пожелавший отдать свои сокровища Верресу, был вынужден покинуть Сицилию, однако его под надуманным предлогом привлекли к суду, а так как он и после этого не вернулся на родину, заочно приговорили к смертной казни.

Утомившись обследованием домов всех видных сицилийцев, претор в дальнейшем при посещении того или иного города просто приказывал сложить перед ним на главной площади все серебряные и золотые вещи. После выполнения приказа его эксперты ковырялись в этой куче, осматривая каждый предмет, и оставляли горожанам лишь то, что им ничуть не нравилось.

Во многих городах провинции были созданы всевозможные мастерские, где изготовлялись предметы роскоши для претора. Все это представлялось как дружеская услуга благодарных сицилийцев чудо-наместнику.

Когда Сицилию проездом посетил сын сирийского царя, везший в Рим дары италийским богам, Веррес выпросил у него драгоценные предметы, предназначенные для храма Юпитера, якобы, для того чтобы вдоволь налюбоваться ими, а, спустя какое-то время, когда царевич потребовал их назад, силой выдворил почетного гостя государства из провинции, естественно, с пустыми руками.

Веррес отбирал у сицилийцев старинные и потому особенно ценимые произведения искусства, некогда похищенные у них пунийцами и возвращенные им римлянами после победы над Карфагеном, а в случае отказа какой-либо общины выдать желанные предметы, принуждал их к этому всевозможными повинностями и поборами.

С помощью своих рабов он по ночам взламывал храмы и грабил святилища. Грабил и днем.

Лишив сицилийцев статуй их богов, он взамен оставил им собственную статую, а также статую своего сына, представленного в обнаженном виде. Эту наготу собственного чада Веррес объяснял художественной традицией эллинов, однако Цицерон трактовал ее как символ обобранной претором провинции, которую он оставил нагой. Помпезные изваяния Веррес велел поставить в здании сиракузского сената. Сицилийцы долго отказывались от такой чести, но в конце концов подчинились, правда, уже не самому Верресу, а его преемнику, принадлежавшему все тому же клану Метеллов.

Несмотря на несметное количество всевозможных богатств и шедевров искусства в доверресовой Сицилии, главным ее достоянием все-таки был хлеб. Она снабжала пшеницей всю Италию и кормила сам Рим. Но в течение последних трех лет, она уже не снабжала Италию, а кормила одного Верреса. Правда, он питался не столько хлебом, сколько золотом, в которое трансформировалось зерно в руках соратников Верреса - откупщиков, таких же деятельных предпринимателей, как он сам.

Все было бы замечательно, и Веррес достиг бы еще больших успехов, если бы под ногами у него не мешались некие двуногие существа, которых бизнесмены называли быдлом, демагоги, нанятые бизнесменами, - гражданами, а древние историки и поэты, не знавшие, что такое бизнесмены, - людьми, народом. Водворяя в этой никчемной массе порядок, Веррес вынужден был тратить много времени и сил, а также деловой смекалки и изобретательности.

Обычно он просто сек живые песчинки этой серой массы розгами, не сам, конечно; столь трудоемкое дело по его приказу выполняли ликторы. Но ему часто не везло с этими двуногими, ибо среди них попадались такие, которые заявляли, что они - римские граждане и на основании каких-то там древних законов их якобы нельзя трогать. Самых крикливых переставали бить на улице и отправляли в темницу, дабы они сотрясали лозунгами о гражданских правах холодные стены.

На радость Верресу сиракузская тюрьма была самой обширной, так как представляла собою старые заброшенные каменоломни. В эти катакомбы и бросали всех, не сумевших понравиться или угодить Верресу. Там они умирали от голода, некоторых же для разнообразия казнили. Если опять попадались неугомонные правдоискатели - римские граждане, их выводили на казнь с мешками на головах, чтобы они не были опознаны зрителями. Когда претор творил суд особенно вдохновенно, отрубать головы не успевали, катакомбы переполнялись, и людей там просто душили.

Но Веррес не был бы настоящим деловым человеком, если бы приятное не совмещал с полезным. Проявив деловую хватку, он изловчился превратить казни и пытки в орудие наживы. Беглых рабов претор за взятки возвращал их господам, если рабы не бежали от хозяев, он стращал рабовладельцев угрозами раскрыть какой-нибудь рабский заговор. В Италии тогда шла война со Спартаком, и эта тема была злободневна, поэтому хозяева снова раскошеливались, дабы уберечь свою рабочую силу от посягательства преторского жезла. От рабов Веррес переходил к свободным и привлекал к суду невинных сицилийцев, которых затем отпускал за хороший выкуп. Когда-то ему удалось захватить пиратов, известных многими злодеяниями, но он проявил великодушие и казнил лишь стариков, тогда как мужчин, пребывавших в силе, продал в рабство, а главаря и вовсе отпустил, есте-ственно, получив от него дань. Когда же народ начал возмущаться тем, что казнены не все пираты, претор продолжил казнь, но головы отрубили сицилийским и римским гражданам, добытым из каменоломен, чья вина заключалась в неспособности дать взятку. Любя сицилийцев, Веррес все-таки отдавал предпочтение заезжим путешественникам и купцам. Им он уделял особое внимание и с каждым разбирался персонально. Правда, разбирательство не бывало долгим, а итог всегда оказывался одним и тем же: претор всех их объявлял беглыми солдатами Сертория и бросал в катакомбы, а товары присваивал себе. "Но какие же мы солдаты Сертория, если везем персидские ковры, хиосское вино и тирский пурпур?" - возмущались не понимавшие преторской логики торговцы. "А вы их купили у пиратов, чтобы прикинуться купцами и обмануть око правосудия!" - легко парировал возражения Веррес и, кутаясь в пурпуровую мантию, шел нежиться на пер-сидских коврах и пить хиосское вино.