Алексей Солоницын - Взыскание погибших

И вот появился он, сильнее, чем обычно, прихрамывающий, с опущенной головой, в синей шелковой рубахе — длинной, до щиколоток, перехваченной в поясе шнурком.

С одной стороны около Ярослава встали варяги — Эймунд, Гунар, Юзеф, с другой русичи — воевода Будый, тысяцкий Коснятин, сотник Лих.

Ярослав подошел к краю помоста и вдруг упал на колени.

Толпа ахнула и притихла.

— Милости вашей прошу, новгородцы! — крикнул Ярослав и поднял голову, и те, кто ближе стояли к помосту, увидели слезы в глазах князя. — Помилуйте и простите, ибо вчера дал варягам волю учинить расправу над отцами вашими и сыновьями, мужьями и братьями! Знаю, тяжко у вас на сердце, горе застит ум и глаза, потому как у самого сердце рвется на части. Режем друг друга хуже зверей — вчера русичи варягов, сегодня варяги русичей.

Жилы вздувались на шее Ярослава, и в хриплом его голосе звучала неподдельная скорбь.

— Знаю, что бесчестили варяги наших женщин, за это и были наказаны. Но почему своей волей, а не княжьей? Не мог я удержать месть их, не мог выгнать из Новгорода — со всех сторон грозят нам враги. И не токмо грозят, но уже и меч обнажили. Каюсь, виновен я перед вами! Но только и вы помните, что без варягов нам теперь никак нельзя! Вот гонец от сестры моей Предславы прискакал и весть принес страшную! Говори, Корень!

Корень знал, что ему придется говорить перед новгородцами, и был он не робкого десятка. И все же сейчас у него захватило дух.

— Братья! — крикнул он что есть мочи, и вышло у него неожиданно громко и зычно.

Крепкий был у него голос, и это удивило и понравилось новгородцам — мал человек, да тверд, значит, духом.

— Братья! — опять крикнул Корень. — Умер великий князь Владимир. И не успели его еще в храме отпеть, как явился из Белгорода поганый князь Святополк и нагло сел на стол Киевский. А Борис, кому Владимир стол завещал, в походе против печенегов был, стоял лагерем на реке Альте. Святополк подослал к нему убийц, и те зарезали его!

Толпа зашумела, задвигалась, раздались крики и брань.

Корень выждал немного, набрал полные легкие воздуха и продолжил:

— Братья! Сестра князя вашего прознала, что Святополк поганый убийц и к Глебу послал, и сюда идти собирается, чтобы вас себе подчинить. Хочет он всех братьев своих перерезать, хочет над всей Русью вознестись! Да не быть тому, ежели вы ополчитесь и с Ярославом вместе будете. Встань, князь, хватит тебе на коленях стоять!

— Встань! — закричала толпа.

— Встану, коли прощаете! — Ярослав медленно поднялся, разогнул спину, вытер ладонью глаза. — Эймунд, подойди. И ты подойди, Будый. Протяните руки друг другу. Обещайте, что только при всем народе будете суд чинить, коли распря выйдет!

Ярослав соединил руки воинов и свою положил сверху под гул одобрения. Чувствуя поддержку, он смотрел теперь смело и прямо:

— Решай, народ новгородский, как нам быть. То ли идти мстить братоубийце, то ли ждать, когда он сюда придет. А коли он вам люб больше, чем я, про то и скажите!

Ярослав отошел от края помоста, уступая место всякому, кто захочет высказаться.

Не мешкая, тут же вышел на помост старейшина Лунь, мастак складно говорить.

— Народ! — сипло крикнул он, задрав бороду. — Простить надо Ярослава! Хоть и учинил он зло, а все же лучшего князя нам теперь не сыскать. Где другого возьмем? Мстислав далече, аж в Тмутаракани, Глеб юн, а Святослав духом слаб. Или Олафу пойдем кланяться? Или Святополка — убийцу — призовем?

Толпа возмущенно зашумела, закричала, и Лунь дал ей выплеснуть то, что думала она и о братьях Ярослава, и о варягах. Потом поднял длинную костистую руку, властную и сильную:

— То-то! Ярослав хоть и обидел нас крепко, но на колени встал! А кто из других князей свою вину перед народом признавал? Никто! Ярослава мы знаем, а тех? Он хоть и хромец на ногу, да зато душою тверд и прям! Не надо нам другого князя!

— Верно!

— Не надо другого!

— Ярослава!

Лунь величаво сошел с помоста, и теперь говорить стал воевода Будый, призывая сегодня же ополчиться. Ибо Святополк может призвать к себе поляков от тестя своего, короля Болеслава. Может покликать и печенегов! Надобно не дать ему силу собрать.

— Опять биться идти! — раздалось в толпе. — Пока друг дружку не перебьем, не утешимся.

— А то! Брат на брата идет.

— Да какой он нашему Ярославу брат?

— Сводный, а все же брат.

— А нам куда деваться?

— Под подол к бабе.

— Нет, все же с Ярославом лучше!

— Вот-вот. Что киевлянин тебе брюхо проткнет, что варяг. Большая разница…

— Все ж и за Новгород постоять надо.

— Тихо вы, Ярослав говорить будет!

— Братья! — крикнул Ярослав. — Что простили вы меня, то я до смерти не забуду. В том клянусь вам. А что Святополка одолеем, в то верую! Не бывать на земле Русской царю ироду!

— Не бывать! — тысячеголосый крик несся по Новгороду, ударяясь в сердца, предвещая бой, страшный и кровавый.

Река круто поворачивала, текла быстро, говорливо, и ладьи плыли без особых усилий гребцов. Василько умело правил, так, чтобы ладья двигалась по самой стремнине, указывая путь двум другим, плывшим позади.

За поворотом река, словно устав от долгого бега, успокаивалась, отдавая свои воды Днепру. Он разливался широко и свободно, волны мягко перекатывались, бежали к зеленым берегам.

— Днепр! — лицо Глеба осветила радостная улыбка. — Здравствуй, родной! — и сам, смутившись, виновато посмотрел на Василько — У каждого своя река есть, правда? Которую более всего любишь. Где вырос.

Василько был раздет до пояса. Мышцы его бугрились, когда он налегал на весло, лицо было сосредоточенным и серьезным. Он прикидывал, долго ли еще плыть до Смоленска, найдет ли Горясер хорошие ладьи, как обещал. По Днепру плыть — не то что по Оке или Тьме. Тут простор, а если ветер налетит, волны могут подняться не шутейные.

— По Днепру можно до греков доплыть, Царьград поглядеть, — сказал Глеб.

— Зачем?

— Вот те раз. Ах, Василько… А вот ты думал, сколь велика земля? Где ей конец и кто его видел?

— Не моего ума это дело. Мне б теперь не Царьград, а Смоленск поскорее увидеть.

— Теперь недалеко, — сказал отрок, сидевший рядом с Глебом. — Я тут бывал, на торг приезжали. Товары греческие, немецкие, а у одного купца даже этот был… Ну такой, как пыль, серый… мясу вкус придает.

— Перец, — подсказал Глеб. — Бывает не только серый, но и красный. Отец его любит, — и Глеб вздохнул.

На правом берегу показалось несколько всадников. Они размахивали руками и что-то кричали.

— Глядите, нам машут! — встрепенувшись, сказал Глеб.

Василько направил ладью к берегу. Всадники спешились, один из них, худощавый, юный, подошел к самой воде.

— Нет ли средь вас князя Глеба? — крикнул он.