Юрий Тубольцев - Тиберий

Фраза была провокационной, рассчитанной на выявление республиканских настроений в Курии. Сенаторы это поняли, особенно те, кто действительно имел республиканские идеалы. Однако школа лицедейства, пройденная в марионеточном сенате Августа, позволила им скрыть глубинные чаянья души. С остекленевшими глазами и приторными физиономиями, как у женщины, прячущей под юбкой любовника, сенаторы принялись петь гимн во славу мудрости Тиберия.

Принцепс помолчал, небрежно трогая взглядом эти угодливые лица. "Однако несколько лет назад, когда я томился на Родосе, вы были совсем иного мнения о моем уме", — хотел сказать он, но удержался и поспешил прикрыть даже мысленный след этой фразы на лице, надев на него такую же глупую маску, какая была у тех, кого он только что осудил за неискренность.

Проведя этот тест и убедившись, что сенаторы не смеют в открытую говорить о возвращении республиканских порядков, Тиберий начал выстилать себе дорогу к трону витиеватыми фразами.

— Только великому Августу была по силам эта грандиозная задача. Деля с ним его заботы, я на собственном опыте убедился, сколь тяжким бременем является власть.

— Если с задачей справился один, то ее одолеет и другой! — эхом отозвались слова Тиберия в зале. — Ты уже познал эти заботы, кому же как не тебе взвалить их на свои могучие плечи.

Тиберий примолк, как бы исчерпав доводы, а сенаторы задрожали от страха, что он в самом деле уступит их лживым уговорам и станет тираном. Но, благодаря таланту проницательности государственного мужа, Тиберий понял, что время притворства еще не минуло. Он велел принести и прочитать приложенную к завещанию Августа записку со справочными данными по состоянию государства. После того, как прозвучал длинный перечень провинций, легионов в них, флотилий, зависимых царств, статей налогов и расходов, принцепс воздел руки к потолку и вопросил послушную публику, мыслит ли она, чтобы с этой невообразимой массой дел управлялся один человек.

"А может быть, он и впрямь согласен потесниться на троне и приютить обиженную изгнанницу республику?" — воспряли просветленные сенаторы.

— Нет, — разочарованно ответил самому себе, а также всем оптимистам, Тиберий. — Эту задачу надобно разделить между несколькими достойными мужами.

Глаза сенаторов потухли, но они продолжали преданно таращить их на своего будущего мучителя. Наиболее подвижные тянули руки к изваяниям богов, взывали к изображению Августа и молили, молили Тиберия принять власть.

— Уступая вашим настоятельным просьбам, а также исходя из своего опыта и воли божественного Августа, который, назначая меня преемником, конечно же, имел в виду более значимое и ответственное наследство, чем хозяйство его дома, но более всего — ради сената и народа римского я, пожалуй, согласился бы принять на себя управление какой-либо частью государственных дел.

Тут к нему обратился Азиний Галл, сын знаменитого историка Азиния Поллиона:

— Прошу тебя, Цезарь, указать, какую именно часть государственных дел ты предпочел бы получить в свое ведение?

Тиберий недобро вздрогнул при первых звуках прозвучавшего голоса. От этого человека он не мог ожидать ничего хорошего. Из множества людей, которых он не любил, Азиний был для него самым неприятным. Именно Галл женился на Випсании Агриппине, после того как Август отобрал ее у Тиберия, и, казалось, он до сих пор злорадствует, полагая, что имеет особую власть над Тиберием, обладая его любимой женщиной. При всякой встрече с этим человеком Тиберий испытывал гадливое чувство, будто тот фамильярно шарит у него под тогой ниже пояса.

— Любую часть дел, которую мне поручит сенат, — по возможности спокойно отвечал Тиберий. — Я не откажусь ни от одной общественной обязанности, которая была бы мне по силам.

— Но все же назови, Цезарь, какую именно долю государства ты охотнее принял бы под крыло своего гения? — с тонкою улыбкой настаивал Галл.

Предложение выглядело весьма коварным. Сенаторы понадеялись, что принцепс угодил в собственную ловушку, и теперь его тиранию действительно удастся ограничить. Однако еще большую радость их измельчавшим душам доставляло затруднение, в котором оказался Тиберий. Они едва удерживали на лицах маску серьезности, наблюдая замешательство принцепса.

Однако Тиберий молчал вовсе не потому, что будто бы не нашелся, чем парировать каверзу. Его душу теснили нахлынувшие переживания. Ему вспомнилось, сколь любвеобильна при всей своей стыдливости Випсания, какими нежными ласками она благодарит мужчину за доставленное наслаждение. Вглядываясь в отталкивающую улыбку Азиния, являвшуюся смешением самодовольства, коварства и лести, Тиберий искал на его губах следы поцелуев Випсании. Ему казалось, будто они яркими звездочками горят на всем лоснящемся от жирного пота лице соперника, и у него сыпались искры из глаз.

За двадцать шесть лет разлуки с любимой женой Тиберию лишь однажды посчастливилось повстречать в городе Випсанию. И он проводил ее таким взором, полным любви и тоски, что Август тут же предпринял меры, чтобы она никогда не попадалась на глаза его зятю. Теперь ей было далеко за сорок, но Тиберий слышал от столичных повес, что приятностью черт лица и особыми брызжущими из нее, как фонтан, флюидами женственности она до сих пор зажигает взоры мужчин и отягчает их чресла вожделением, ее внимания домогаются двадцатилетние юнцы и семидесятилетние богачи, чьи деньги не позволяют им предаваться радостям спокойной старости и гонят на рискованные приключения. Лишь он один не имеет возможности вступить в это состязание… Может быть, теперь? Тиберий бросил быстрый взгляд на Азиния, и его передернуло от отвращения. Нет, он не унизится до того, чтобы следовать тропою, утрамбованной этим героем.

— Скромности не пристало выбирать или отклонять что-либо из того, от чего в целом мне было бы предпочтительно отказаться, — наконец произнес Тиберий через силу.

Между тем взгляд принцепса пробил броню самодовольства Азиния Галла, и тот едва не повторил кувырок Приска. Его прошиб озноб, мгновенно иссушивший пот, обычно покрывавший рыхлую кожу красного лица. Страх за эту самую, некачественную кожу заставил его правильно сориентироваться в ситуации и проделать блистательный дипломатический вираж.

— Своим вопросом я хотел показать, что невозможно разделить неделимое, — пояснил он. — Нельзя выделить в управление лишь часть государственных дел, ибо все в этом гигантском организме взаимосвязано. Только одна мысль гениального принцепса может пронизать собою все сферы общественной жизни и связать их воедино.

Любой, кто хотел бы возразить Азинию, мог бы привести в опровержение его заявления многовековой опыт Римской республики, но таких желающих не нашлось. Все облегченно, хотя и не без некоторого разочарования, выдохнули. Назревавший конфликт в очередной раз разрешился карикатурной лестью. Только Тиберий с очевидной досадой принял слова Галла, но лишь потому, что ему слишком нравилась его жена, а значит, не могло понравиться ничто другое в нем.