Юрий Тубольцев - Тиберий

Сам Тиберий никогда ни у кого не вызывал чувств светлой радости; какие бы подвиги он ни совершил, сколь благородно ни поступал бы, окружающие все равно относились к нему сдержанно. Поэтому Германик казался ему баловнем судьбы. Причем зависть к племяннику в какой-то мере была наследственной. Столь же успешным выглядел и его отец Друз, пока не умер от повреждения, полученного в сражении. Тиберий любил младшего брата, но, когда тот начал обходить его популярностью, червь ревности прогрыз его душу, сделав в ней глубокий изъян. Однажды старший брат даже жаловался на младшего Августу за его республиканские взгляды, и молва долго наслаждалась неблаговидным поступком Тиберия. Однако, когда Друз умер, Тиберий тут же пустился в дальний путь за телом брата и, сопровождая его на родину, всю дорогу из Германии до Рима шел пешком. Этот эпизод не имел тухловатого душка моральной ущербности, поэтому не вызвал интереса у народа и вскоре был забыт. Тиберий считал, что плебс испорчен лицемерием, вследствие чего падок до лести и позерства. Сам же он никогда не заигрывал с толпой, не расточал ей фальшивые улыбки, не размахивал приветственно руками, не бил себя в грудь, но всегда старался быть полезен государству на деле. Друз же, а потом и Германик, по его мнению, злоупотребляли актерскими жестами, и их популярность была поверхностной, как и сознание самого народа в ту эпоху.

На склоне жизни Август все более терзался проблемой преемника. В разное время он делал ставку на племянника Марцелла, на своих внуков Гая и Луция. Однако его реальным помощником в государственных делах после смерти Агриппы был только Тиберий. Август доверял ему самые ответственные предприятия, и тот никогда его не разочаровывал. Но при всем том он не любил пасынка, как не любили его и все другие люди. Поэтому даже после усыновления Тиберия Август продолжал искать ему альтернативу. Он пытался примириться с Агриппой Постумом, но эта затея была сорвана интригами Ливии. Тогда надежды принцепса обратились на Германика. Однако молодой человек еще не имел ни достаточного опыта, ни веса в государстве. Поразмыслив, Август остановил свой выбор на Тиберии, но постарался заложить фундамент для будущего правления Германика. Он заставил Тиберия усыновить племянника и отправил того, уже в качестве Цезаря, в Германию, назначив командующим самой сильной армией. Восемь отборных легионов, по мысли Августа, должны были вначале уберечь Германика от возможных происков Тиберия, а затем добыть ему славу, достаточную для смещения престарелого правителя.

Легионеры были своего рода пролетариатом того времени. Именно они орудовали главным средством производства императорской эпохи. Их потом и кровью росло и преуспевало государство нахлебников и кутил. И они отлично сознавали собственную значимость, потому заставляли считаться с собою правителей, а впоследствии просто сажали на трон своих ставленников. В ходе многочисленных солдатских восстаний властям предъявлялись не только экономические и социальные, но и политические требования.

В императорское время армия была наемной со всеми вытекающими из этого последствиями. Отечеством для солдат являлся войсковой лагерь, государством был полководец. Главное общественное зло они видели в центурионах, жестоко гонявших их на учениях, обиравших в остальное время и издевавшихся над ними всегда и по любому поводу, а добро заключалось в войне, которая либо одаряла их добычей, либо навсегда избавляла от хлопот. Но, с другой стороны, поскольку вся жизнь легионеров была связана с армией и проходила в напряженных и рискованных трудах, они дорожили честью легиона, когорты, центурии, гордились победами своих подразделений и личными наградами. И как патриоты армии — важной составляющей государства — они ощущали себя в какой-то степени хозяевами страны. В общем, легионеры представляли собою грозную силу, они были хороши в своем деле, но крайне опасны в безделье. Такой экстремальный излом в жизни страны, как смена правителя, не мог не всколыхнуть самую подвижную социальную силу того времени.

Весть о смерти принцепса моральным землетрясением прокатилась по всему огромному государству, подвергнув испытанию прочность его связей. Едва возникла трещина в монолите власти, как через нее рванулся пар долго сдерживаемого недовольства масс, предвещая извержение лавы гнева. Однако угнетенным классам не хватило организованности, чтобы превратить это "землетрясение" в вулкан революции. Там, где появлялась позитивная идея, происходил социальный взрыв, как, например, в случае с возникновением христианства. Армия была как раз наиболее организованной частью народа и, несмотря на привилегированное по сравнению с рабами, крестьянами или городским плебсом положение, имела достаточно оснований для выступлений протеста.

Начиная с Юлия Цезаря пошла практика заискивания полководцев перед солдатами. В эпоху гражданских войн легионеры проводили свои собрания, издавали постановления, выбирали депутатов, которые потом объяснялись с императорами. Однако Август постепенно вернул прежнюю дистанцию между полководцем и солдатами. Укрепляя дисциплину, он в то же время целенаправленно реализовывал программу по удовлетворению интересов воинов. Поэтому формальная суровость принцепса лишь повысила его авторитет. К концу гражданских войн римская армия насчитывала более полумиллиона человек. Август сократил ее до двухсот тысяч. Ветеранам он, как и обещал, дал землю в Италии, а также в провинциях. Поселения ветеранов стали проводниками идеологии принцепса в массы. Службу оставшихся воинов он упорядочил, регулярно платил жалованье, создал отпускной фонд, куда вложил огромную сумму из личных средств. Легионы теперь были расквартированы только в приграничных областях, там, где грозило вторжение варваров. Именно эти территории Август сделал своими, императорскими провинциями. Со стороны казалось, будто он ничуть не покусился на владения сенаторов, оставив им старые, республиканские провинции, а себе взяв то, что завоевал он сам и его предшественники в процессе и после развала республики. Из этих новых территорий принцепс создал как бы буферную зону, предохраняющую сердцевину страны от внешней опасности, и вполне логично разместил там легионы. Получилось, что, приняв на себя из добрых побуждений заботу об охране границ, Август, по необходимости, стал и командующим всеми войсками государства. Именно поэтому из множества его званий главным в конечном итоге оказался титул императора. Армия составляла основу его власти, но это чисто по-августовски было скрыто от глаз современников изысканно лицемерной формой организации дела. Лишь со смертью Августа стали обнажаться хитросплетения его политики, и именно Тиберию предстояло распутать их либо, наоборот, запутать еще сильнее, чтобы не развалилось огромное, эклектически склеенное государство.