Юрий Тубольцев - Тиберий

Когда-то этот Фрасилл довел Тиберия до отчаяния. Будучи унижен судьбою, римлянин посчитал себя обманутым пророчествами коварного халдея, которые всю жизнь терзали его запретною надеждой, а тогда выглядели будто бы совсем пустыми. В гневе Тиберий устроил астрологу поистине царскую проверку. Прогуливаясь с ним по живописной холмистой местности, он надумал столкнуть обманщика с обрыва, но прежде поинтересовался, каким видится халдею собственное будущее. Вглядевшись во мрак глаз Тиберия, Фрасилл замахал руками и запричитал о грозящей ему опасности. Надменный римлянин посчитал, что грек узрел свою судьбу в звездах, и сохранил ему жизнь. Произошло это на Родосе, некогда самом любимом острове Тиберия, который, однако, принес ему самые грубые унижения.

Незадолго перед тем Тиберий стал второй после Августа фигурой в Римском государстве. Он был лучшим во всем земном круге полководцем, проницательным политиком и, наконец, пасынком принцепса. Но судьба устроила ему западню. Август не имел сыновей, однако усыновил своих внуков от дочери Юлии. Когда те были еще подростками, он уже выговорил у сенаторов право на их досрочное консульство в ближайшем будущем. Все значение и все таланты Тиберия разом из достоинств превратились в недостатки. Римляне еще не привыкли к монархии, и им было странно видеть предпочтение, отдаваемое Августом несмышленым юнцам, а не умудренному опытом и увенчанному лаврами великих побед государственному мужу. Это означало, что Тиберий стоял на пути императорских сынков-внуков к счастливому восхождению на вершину. Тогда полный сил и амбиций Тиберий сказался больным и уставшим от дел. Он попросил отпустить его куда-нибудь подальше, где он мог бы обрести покой на лоне природы. Ливия была в гневе, Август не менее эффектно демонстрировал несогласие с тем, чтобы мудрейший муж лишил государство своего попечения. Он даже произнес в сенате плаксивую речь, сетуя на неуступчивость Тиберия, вразрез его просьбам оставляющего его, принцепса, наедине с множеством проблем.

Родос Тиберий присмотрел давно, еще тогда, когда останавливался там на пути из далекой Армении, возвращаясь из победоносного похода. Однако этот земной рай оказался населенным не только говорливыми птицами и пугливым зверьем, но и людьми.

Тиберий родился в эпоху жесточайшего кризиса античной цивилизации, когда Римская республика билась в предсмертных конвульсиях, когда в гражданских войнах гибли лучшие люди и торжествовали худшие, а основная масса прибегала к моральной мимикрии, чтобы истребить в себе все человеческое и приладиться к оголтелому индивидуализму победителей. Менялось общество, а вместе с ним изменялись и люди, как животные — на изолированных островах, только в социальном плане, а не физиологически. Поэтому у Тиберия не было оснований любить и уважать сограждан. Он знал о благородстве лишь понаслышке, из древних сказаний, да еще по приглушенному рокоту внутреннего голоса, свидетельствующему о былых подвигах гордых Клавдиев, запечатлевшихся в его генетической памяти. Однако там, на Родосе, низость современников предстала в такой омерзительной наготе, что видавший виды Тиберий погрузился в трясину человеческой подлости гораздо глубже, чем мог предполагать ранее.

Вначале благодатный остров показался ему просторнее всего остального римского мира, в котором ему повсюду грозили змеиные жала дворцовых интриг. Здесь он как частный человек, без охраны и своры подхалимов, прогуливался по живописному побережью и с наслаждением вдыхал воздух свободы своего добровольного заточения. Ум он занимал беседами с местными греками и участием в семинарах философских школ. Однако ему не всегда удавалась светлая жизнь простого человека, в одних случаях потому, что к этому не были готовы окружающие, в других — он сам оказывался неспособным переварить плоды собственного демократизма. Так, однажды он обмолвился местным властям о желании почтить своим вниманием всех больных жителей города, а наутро с удивлением обнаружил, что ближайший портик превращен в гигантский лазарет, куда собрали несчастных со всей округи, дабы представить их могущественному римлянину. Тиберий смутился такому конфузу, когда его доброе побуждение обернулось неприятностями для тех, о ком он хотел позаботиться. Он терпеливо обошел всех больных, у каждого попросил прощения за беспокойство и с каждым поговорил о его проблемах. Тиберий всегда проявлял сочувствие к больным и раненым, и во время его бесчисленных военных походов пострадавшие в битвах обязательно были окружены вниманием полководца. А в другой раз во время спора на философские темы какой-то грек, забывший этику мудрецов, осыпал римлянина площадной бранью. Это нанесло мучительную рану гордости достойного представителя патрицианского рода Клавдиев. Он привлек обидчика к суду и упек его в темницу.

Подобные недоразумения показывали, что окружающие не были способны понимать его добрые намерения. Однако это не являлось для него неожиданностью. Но, когда Тиберий, убедившись, что фамильные отпрыски Августа набрали силу, попросил принцепса позволить ему возвратиться в столицу и получил отказ, моральный цвет людей резко потемнел. Сначала Тиберия стали сторониться, как чумного больного, затем начали презирать и высмеивать, а потом взялись угрожать его жизни. Многие полагали, что на травле опального колосса им удастся заработать политические очки. О нем распускали слухи, будто он рассылает по всему свету центурионов с бунтарскими призывами к знатным людям. В некоторых городах усердные власти разрушали его статуи и другие памятники побед. На пирушках осмелевшие во хмелю сенаторы били себя в грудь на радость потомкам Августа и клялись поехать на Родос за головою ссыльного негодяя, смеющего до сих пор оставаться в живых. Узнав о распространяемых о нем слухах, Тиберий написал Августу, чтобы тот приставил к нему наблюдателей, которые следили бы за каждым его шагом, прислушивались к каждому слову, читали письма, заглядывали бы в рот во время сна в надежде извлечь застрявшее там дурное слово. Реакции, конечно же, не последовало. Никого не интересовало, что на самом деле говорил и думал Тиберий, было важно, какие слова и мысли хотел бы услышать от него Август и его родственники в свете своих планов. Видимо, принцепс серьезно негодовал на пасынка за то, что тот упредил его ненависть и загодя укрылся от монаршего гнева на далеком острове. А тем временем провинившийся подвигами и талантами на службе Отечеству изгнанник переселился с густонаселенного побережья в глубь острова. Однако и там его преследовала и находила людская ненависть.

Так он провел еще два года, сам удивляясь собственной живучести. А потом на крышу его дома сел орел, птица крайне редкая в тех местах. У римлян было широко распространено гадание по полету и поведению птиц, и они оказывались весьма суеверными всякий раз, когда пернатые посланники небес своими виражами льстили их тщеславию. Все эти два года Тиберий просил своих друзей о заступничестве перед Августом, но больше прочих старалась, естественно, мать. Ливия использовала все женские средства, неженский ум и дьявольскую волю, чтобы должным образом воздействовать на мужа. И вот теперь массивная птица, спустившись с заоблачных высот на чашу весов Фортуны, наконец-то покачнула эти весы в пользу Тиберия. Старший внук Августа и по усыновлению его сын Гай поссорился со своим другом Марком Лоллием, который более других науськивал его против опального отчима, и в пику ему простил Тиберия. С согласия милостивого Гая Август сообщил Тиберию, что отныне его достоинства, авторитет и значение более не являются преступлением, если только он не посмеет пустить их в ход. Тогда, спустя более семи лет ссылки, Тиберий возвратился в Рим, но и там еще три года оставался фактическим изгнанником, поскольку строгий принцепс не допустил его к государственным делам. Тиберий даже переселился из центра города в тихое место.