Владимир Голяховский - Крушение надежд
- Название:Крушение надежд
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Захаров
- Год:2011
- Город:Москва
- ISBN:978-5-8159-1041-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Голяховский - Крушение надежд краткое содержание
Текст издается в авторской редакции.
Крушение надежд - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
С переговорного пункта на почте Рупик звонил родителям, и, хотя не жаловался, они почувствовали беспокойство, и вскоре на несколько дней приехала его взволнованная и энергичная мама. Но нельзя же маме тоже жить в общей комнате, и Марк Берман помог снять для нее отдельный номер.
Выйдя из вагона, она глянула на сына:
— Боже, какой ты бледный, как похудел! Я привезла теплые вещи и продукты.
На другой день она пошла по улицам и сумела снять сыну временное жилье — маленькую комнату с круглой дровяной печкой в деревянном доме с мезонином, ход через кухню. Там в клетке сидели куры и висел рукомойник-бачок с тазом для слива. Уборная в холодной прихожей, с деревянной дыркой над выгребной ямой. Рупик поражался: до чего же примитивен быт в этой республиканской столице.
Старушка хозяйка поставила условия: воду в умывальник он должен сам приносить в ведрах из напорного крана на улице, за дрова платить отдельно, колоть их сам.
Рупику понравилось, что одно окно его комнаты выходило на крутой обрыв с красивым видом на Онежское озеро. Они с мамой купили простую и дешевую мебель: матрас (Рупик положил его на кирпичи), платяной шкаф и даже маленький письменный стол. И еще мама привезла радиоприемник и проигрыватель с его любимыми долгоиграющими пластинками.
Устроив его быт, мама уехала. На прощанье уже на перроне вокзала грустно сказала:
— Умоляю тебе: только не женись на провинциалке.
— Ой-ой, мама, что ты! Да я и в мыслях этого не имею.
— В мыслях у тебя этого нет, но женщины умеют так опутать, что мужчины делают разные глупости. Будь с женщинами очень осторожен, особенно на работе. Эти медицинские сестры вечно разносят сплетни и ловят молодых мужчин. И еще, не связывайся с русскими девушками. Я знаю, здесь много евреев, если попадется симпатичная еврейская девочка, то это еще ничего.
— Да ладно тебе, мама. Причем тут национальность?
— Слушай мать, я тебе плохого не желаю.
Теперь после дня работы Рупик наконец мог спокойно сидеть, думать и писать в своей комнате. В печке трещали дрова, за дверью кудахтали куры, а он слушал симфонии и передачи «Голоса Америки» и Би-би-си — здесь их почти не глушили. Иногда по вечерам он приглашал врачей — слушать классическую музыку. Бывшие ленинградцы, они все ее любили, а послушать было негде. Возглавлял эту компанию веселый и добродушный Марк Берман. Они пили чай, иногда вино, много смеялись, скромное угощение не мешало наслаждаться счастьем своей молодости.
На одной из врачебных конференций Рупик познакомился с Ефимом Лившицем, врачом из другой больницы. Лившиц делал короткий научный доклад и поразил Рупика эрудицией и энциклопедическими знаниями. Рупик заговорил с ним и сразу пригласил его к себе:
— Хотите послушать скрипичный концерт Мендельсона в исполнении Ойстраха?
Оказалось, что Лившиц прекрасный знаток музыки. Они подружились и во время встреч много говорили о медицине и музыке. Лившиц был старше на десять лет, но институт закончил недавно. Он рассказывал:
— Я воевал, был зауряд-врачом, то есть после четвертого курса, врачом без диплома. А доучился я уже после демобилизации. Хотел остаться в аспирантуре на кафедре патологии, и профессор хотел меня оставить. Но не оставили из-за пятой графы — фамилия Лившиц в наше время не подходит ученым кругам. Не помогло даже, что я член коммунистической партии. Партийный еврей — все равно еврей.
Рупик поразился, осторожно переспросил:
— Ой-ой, Фима, неужели ты член партии? — Сам он не любил партию, и ему казалось, что образ такого умного человека, каким был Ефим, не вязался с принадлежностью к ней.
— Да, так уж получилось. Но я коммунист-невольник, вступил в партию не по своей воле. В войну я был студентом медицинского института в осажденном Ленинграде, ужасным дистрофиком, весил всего сорок шесть килограммов. Меня с трудом отходили, выкормили, послали служить на фронт младшим полковым врачом, на войне врачи очень нужны. И уже под конец войны ко мне в медпункт явились два солдата с жалобами на сильный кашель и слабость. Я послушал их, у обоих воспаление легких, и послал солдат в госпиталь. На другой день их рота была почти полностью уничтожена в бою немцами, а эти двое остались в живых, оба оказались евреями. В каждой дивизии был особый отдел, евреям не доверяли. Начальник, матерый гэбист, вызвал меня, наорал: «Ты, Лившиц, спасаешь своих евреев!» — и приказал отдать меня под военный трибунал. Мне грозило наказание, расстрел, который заменяли на штрафной батальон. А штрафбаты всегда пускали в атаку впереди всех, на верную смерть. Я совершенно не представлял, что мне делать. Снисхождения к еврею, который освободил от боя двух других евреев, я не ждал. Но об этом истории узнал замполит дивизии Бердичевский, тоже еврей. Он пришел ко мне в арестантскую и сказал: «У тебя одна возможность остаться в живых: вступить в партию. Как члена партии тебя судить не станут». Я отказывался, говорил, что моего отца расстреляли коммунисты, я вырос без особой любви к ним. Но он заорал: «Неужели ты выжил в блокаду Ленинграда только затем, чтобы теперь подставить свою голову под пулю? Пиши заявление!» Не хотелось, конечно, погибать и я выбрал вступление в партию. Трибунал отменили, но зато я стал невольником этой говенной партии.
Рупик сидел притихший, поражался превратностям судьбы, а Ефим продолжал свою историю:
— Принадлежность к партии я считаю позорным клеймом, а выхода нет — выйти из партии невозможно, за это снимают с работы, становишься изгоем. Это у нашей партии общее с Дантовым адом: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!» Расскажу тебе один пример. Однажды в 1953 году на партийном собрании мы клеймили так называемых врачей-отравителей. Надо было голосовать за их осуждение. Как мне это противно было! Но идти против партии нельзя, и вот я с гадливым чувством вынужденно поднял руку и проголосовал за осуждение людей, которых уважал, по учебникам которых учился. Поверишь ли, я пришел с собрания домой, и некому было дать мне пощечину. Я встал перед зеркалом и сам себе влепил здоровенную пощечину. — И Лившиц добавил: — Ты только не сделай глупость — не вступай в партию, как бы тебя не уговаривали.
Рупик вспомнил, как мама тоже говорила ему: «Не сделай глупость — не женись», улыбнулся про себя и ответил так, как и ей:
— Ой-ой, да я и в мыслях не имею!
Когда в коллективе появляется молодой холостой мужчина, он всегда вызывает интерес женщин. Незамужние молодые врачихи и медсестры посматривали на Рупика лукаво. Но заводить какие-либо близкие отношения на работе он опасался — и мама его предупредила. В душе он был романтиком и мечтателем, а к тому же — большим эстетом, чтобы ему понравиться, надо было быть красавицей. Но здесь он впервые вырвался на свободу, и ему страшно не хватало женского общества.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: